Начало главных дорог. Соловьев александр витальевич Соловьев мчс



Соловьёв Иван Владимирович – командир 132-й стрелковой дивизии (129-й стрелковый корпус, 47-я армия, 1-й Белорусский фронт), полковник.

Родился 22 января (4 февраля) 1908 года в деревне Дятлово Пречисто-Каменской волости Новоторжского уезда Тверской губернии (ныне Кувшиновского района Тверской области). Русский. Детство и юность провёл в Санкт-Петербурге, где окончил среднюю школу. Работал на Балтийском заводе.

В 1926 году окончил курсы пропагандистов при Тверском губернском комитете партии. Работал ответственным секретарём волостных комитетов комсомола в селе Стражевичи и деревне Заречье (ныне Торжокского района Тверской области). С 1928 – председатель правления Торжокского рабочего кооператива, в 1929-1930 – секретарь Торжокского городского совета депутатов. В апреле-сентябре 1930 – заместитель председателя районного исполкома в посёлке Литвино (ныне посёлок Сосновоборск Пензенской области).

В армии с октября 1930 года. В 1931 году окончил команду одногодичников в Московской Пролетарской стрелковой дивизии. В 1931-1932 – военком отдела боевой подготовки Володарского районного совета Осоавиахима в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).

С сентября 1932 года служил помощником инспектора отдела кадров полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе. В 1933-1937 – помощник начальника заставы и начальник штаба комендатуры в 5-м Сестрорецком пограничном отряде. В 1937 году заочно окончил Высшую пограничную школу войск НКВД. В 1937-1938 – комендант участка 5-го Сестрорецкого пограничного отряда.

В 1938-1940 – инспектор отделения, младший и старший помощник начальника отделения оперативного отдела Главного управления пограничных войск НКВД СССР. С июня 1940 – начальник 24-го Бельцкого пограничного отряда (в Молдавском пограничном округе).

Участник Великой Отечественной войны: в июне 1941 – мае 1942 – командир 24-го пограничного отряда (с сентября 1941 – 24-го пограничного полка) войск НКВД. Участвовал в приграничных боях в Молдавии, охране тыла Южного фронта во время оборонительных боёв на юге Украины и ростовском направлении. В августе 1941 года был контужен.

В сентябре 1942 года окончил ускоренный курс Военной академии имени М.В.Фрунзе, находившейся в эвакуации в городе Ташкент (Узбекистан). В октябре 1942 – феврале 1943 – заместитель начальника оперативного отдела штаба Отдельной армии НКВД, формировавшейся в тылу.

С февраля 1943 – заместитель начальника оперативного отдела штаба 70-й армии, в марте 1943 – октябре 1944 – начальник штаба 175-й стрелковой дивизии. Воевал на Центральном, 2-м и 1-м Белорусских фронтах. Участвовал в боях на севском направлении, Курской битве, Орловской и Черниговско-Припятской операциях, битве за Днепр, Гомельско-Речицкой, Полесской и Люблин-Брестской операциях.

В октябре 1944 – мае 1945 – командир 132-й стрелковой дивизии (1-й Белорусский фронт). Участвовал в Варшавско-Познанской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях.

Особо отличился в ходе Варшавско-Познанской операции. 15 января 1945 года умело организовал прорыв сильно укреплённой полосы обороны противника в районе города Легионово (Мазовецкое воеводство, Польша). Дивизия под его командованием форсировала Вислу у села Чонсткув-Мазовецкий (гмина Чоснув, Новодвурский повят, Мазовецкое воеводство, Польша) и, развивая успех, за 4 дня с боями продвинулась на 80 километров. При этом было освобождено 110 населённых пунктов, взято 800 пленных, захвачено 60 орудий, 30 миномётов, 100 пулемётов, 12 тягачей и 90 автомашин противника. После этого дивизия совместно с другими частями 129-го стрелкового корпуса стремительным манёвром вышла в тыл вражеской группировки, оборонявшей Варшаву, чем способствовала освобождению города. В последующих боях дивизия сходу прорвала сильно укреплённый рубеж противника по реке Бзура, захватив при этом 500 пленных.

За умелое командование дивизией и личное мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года полковнику Соловьёву Ивану Владимировичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

После войны до июня 1946 года продолжал командовать 132-й стрелковой дивизией (в Группе советских войск в Германии).

В ноябре 1946 – мае 1947 – заместитель начальника штаба Управления пограничных войск Литовского округа. В 1947-1949 – помощник начальника Главного управления милиции МВД СССР. В июне 1949 – апреле 1960 – начальник Управления милиции города Ленинграда. С июня 1960 года комиссар милиции 2-го ранга И.В.Соловьёв – в отставке.

Жил в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Умер 18 декабря 1971 года. Похоронен на Серафимовском кладбище в Санкт-Петербурге.

Комиссар милиции 2-го ранга (1959). Награждён орденами Ленина (6.04.1945), 2 орденами Красного Знамени (20.08.1943; 23.05.1952), Суворова 2-й степени (29.05.1945), Отечественной войны 1-й степени (20.02.1944), Трудового Красного Знамени (21.06.1957), 2 орденами Красной Звезды (14.02.1941; 2.05.1946), медалью «За боевые заслуги» (3.11.1944), другими медалями, американским орденом «Легион почёта» степени офицера (06.1945), польским «Крестом храбрых» (24.04.1946), другими иностранными наградами.

Почётный гражданин Варшавы.

Примечание: В 1973 году звание комиссара милиции 2-го ранга было приравнено к званию генерал-лейтенанта милиции. Поэтому в ряде публикаций и на надгробном памятнике И.В.Соловьёва указано звание генерал-лейтенант милиции.

Начальник Дальневосточного регионального центра МЧС России, генерал-лейтенант внутренней службы

Александр Витальевич Соловьёв - коренной дальневосточник. Он родился 10 апреля 1959 года в городе Райчихинске Амурской области. Выпускник Дальневосточного высшего общевойскового командного училища, проходил обучение в Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева и на факультете руководящего состава Академии гражданской защиты, а в 2002 году окончил Высшие академические курсы Академии Генштаба Вооруженных Сил РФ.

В гражданскую оборону пришёл в 1987 году после службы в Вооружённых Силах СССР. С 1993 года занимал руководящие должности в штабе Амурской области по делам ГОЧС, переформированном позже в Главное управление по делам ГОЧС Амурской области. С 2000 года возглавил Главное управление МЧС России по Амурской области, которым успешно управлял 6 лет, добиваясь лучших в регионе результатов в области гражданской обороны и защиты населения от чрезвычайных ситуаций. В апреле 2006 года он перешёл на должность первого заместителя начальника Дальневосточного регионального центра МЧС России, а через 4 года Александр Соловьёв был назначен начальником Дальневосточного регионального центра МЧС России.

За время многолетней службы в МЧС России Александр Витальевич не раз принимал участие в ликвидации различных чрезвычайных ситуаций. В 1989 году выполнял служебные обязанности по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в составе оперативной группы в особой зоне. За годы службы в МЧС России он не раз становился руководителем или непосредственным участником поисково-спасательных операций и возглавлял оперативные штабы по координации работ по ликвидации последствий различных чрезвычайных ситуаций в Дальневосточном регионе. Так, неоднократно являлся организатором работ по ликвидации ледовых заторов в верхнем течении реки Амур, принимал непосредственное участие в ликвидации последствий взрыва на спиртзаводе города Благовещенска, руководил работами по ликвидации лесных пожаров в Тындинском и Сковородинском районе Амурской области. Кроме этого, в составе оперативных групп выезжал и на месте управлял ходом ликвидации последствий разрушительных землетрясений в корякских посёлках Корф и Тиличики, в городе Невельске Сахалинской области. В 2007 году взял руководство над спасательными работами в подтопленных территориях в районе Зейской ГЭС. В 2012 году он принимал непосредственное участие в ликвидации последствий пожара на складе боеприпасов в п. Сунгач Приморского края, пожара в поселке Тыгда Амурской области.

За безупречную службу генерал-майор Александр Соловьёв награждён многими государственными и ведомственными наградами, а также медалью Китайской народной республики «За спасение и помощь в преодолении последствий землетрясения».

Дальневосточный окружной военный суд в Хабаровске принял к рассмотрению апелляционную жалобу по нашумевшему уголовному делу, где осужденным проходит экс-начальник ГУ МЧС по Амурской области Виктор Бухта. Ее рассмотрение назначено на 26 августа, в 10.00. Между тем, свидетели уже говорят, что они опасаются за свою жизнь.

В том громком деле, свидетелем, еще на судебном процессе в Благовещенске, выступал, прибыв из Хабаровска, руководитель Дальневосточного регионального центра (ДВРЦ) МЧС России генерал-лейтенант Александр Соловьев. Там-то и приметили журналисты, что в суде им так показалось, будто генерал был встречен по-особому. Как писали СМИ: «Судья ему даже руку пожал... и проводил раздеться в кабинете». А с чего это вдруг?

Суд и приговор

Два месяца назад, 6 июня, по фактам держания «черной кассы», был вынесен приговор в отношении теперь уже бывшего начальника ГУ МЧС по Амурской области полковника Виктора Бухты. Благовещенским гарнизонным военным судом он признан виновным в злоупотреблении должностными полномочиями и в служебном подлоге, наказан штрафом - 50 тыс. рублей и, отпущен на все четыре стороны.

В том суде выяснилось, что в областном МЧС придумали некую схему, по которой, можно сказать, «отмывали» государственные деньги. Так, сотрудникам выписывали заоблачные премии или материальную помощь, которую те, получив на руки, тут же сдавали назад, в местную финчасть МЧС, в так называемый «резервный фонд», и как бы добровольно.

На самом деле - это была «черная касса», средства которой использовали на свое усмотрение руководители, в том числе на прием дорогих гостей. Эту схему вскрыли следователи военного следственного отдела СКР по Восточному военному округу. Но они не могли и предположить, куда ведут те ниточки из славного города Благовещенска Амурской области!

К примеру, амурские журналисты усомнились, что хабаровский генерал оставался в неведении дел своего подчиненного, тем более, что сам г-н Соловьев родом из Амурской области, а с 2000 по 2006 гг. вообще был начальником областного ГУ МЧС. Ему ли не знать о том, что творится в ведомстве?

В суде, между тем, из уст обвиняемого Виктора Бухты прозвучало: «Резервный фонд за счет экономии денежного довольствия существовал на постоянной основе с середины двухтысячных годов...» (цитата из приговора суда). Обратите внимание на годы!

А нынешний начальник управления МЧС Приамурья (с ноября 2013 года) Матвей Гибадулин - свидетель по делу, продолжил: «...Когда прибывал начальник Дальневосточного регионального центра МЧС России Соловьев, для него на деньги из резерва всегда организовывали завтраки, а однажды приобретали для Соловьева авиабилет...» (еще одна цитата из приговора суда). Но в суде дальше этих слов дело не пошло.

Сам же генерал Соловьев, уже после суда, нашей редакции пояснил:

Информация ряда свидетелей по уголовному делу, сообщавших о получении мною подарков (в том числе душевых кабин и смесителей), не нашла своего подтверждения ни в ходе предварительного следствия, ни в ходе судебных разбирательств. Кроме того, по данным фактам военной прокуратурой Восточного военного округа проводились отдельные проверки, в ходе которых показания свидетелей о получении мною подарков также не нашли своего подтверждения...

И продолжил: «Фактов совершения мною поборов и расходования незаконно полученных денежных средств не было ни в период службы в Главном управлении, ни в ДВРЦ. Наличие в любых документах, в том числе и в дневнике подсудимого, записей о смесителях и душевых кабинах, а также о генерале и подарках для него, не имеет никакого отношения ко мне, поскольку ничем не подтверждено...»

Да, о каких-таких сантехнических изделиях говорит генерал? Оказывается, речь о служебной квартире, которую ему давали как начальнику ГУ МЧС по Амурской области в Благовещенске, в районе ул. Зейская-Лазо, которая не сдана губернатору. В этой квартире частенько топило соседку снизу, она жаловалась в МЧС, и спасатели-тыловики, ездили туда - трубы меняли, ставили итальянские смесители, душевую кабину - на средства из «резервного фонда» - «черной кассы».

Странно, а чем должны быть подтверждены еще свидетельские показания, и факты подношений? Может, росписью за них, мол, «подарок принял... генерал такой-то...»?

Тихое - громкое

Это «тихое» дело в Благовещенске так бы и осталось «тихим», если бы ровно через месяц, 6 июля, сотрудникам МЧС - 11 свидетелям, которые проходили по уголовному делу и давали показания против своего бывшего начальника Виктора Бухты - пригрозили увольнением, причем на законном основании.

Оказывается, в тот же день, 6 июня, в месте с приговором, судья Благовещенского гарнизонного военного суда Александр Агапов выписал на имя начальника ДВРЦ генерала Александра Соловьева - частное постановление (о нем никто не знал, в суде его не оглашали, как заявили сами участники процесса). А в нем, генералу дан срок - месяц - чтобы он обратил внимание на свидетелей - участников уголовного дела, которые «знали, но не приняли своевременных мер» о пресечении начальством коррупции.

Сам Александр Соловьев еще до всей этой шумихи, пояснял нашей редакции: «По результатам рассмотрения уголовного дела должностные лица Главного управления, являющиеся в ходе следствия потерпевшими, судом таковыми не признаны... Кроме того, суд выявил в действиях этих лиц признаки совершения коррупционных правонарушений...»

Правда, тут генерал оказался не прав! В приговоре, который имеется в редакции, а процесс был открытым, в самом начале этого документа значатся все участники дела. В том числе, там написано (цитируем дословно): «суд с участием потерпевших: Золотарева В.В., Сапунцовой Л.В., Кикотя М.В., Гвоздовского, С.В., Рубахи Д.Н., Чертыковой Ю.С., Сергеева С.В., Севостьяновой Н.В., Савенко, С.Н., Юрского О.А., Лемента А.И.»

Волна недовольства сотрудников МЧС дошла до губернатора Приамурья Олега Кожемяко, который обратился прямо к главе МЧС Владимиру Пучкову, за защитой.

И руководитель главного ведомства МЧС отреагировал быстро, заявив, что «никаких гонений и преследований против офицеров, которые сотрудничали со следствием, выступали в суде, обращались к журналистам, не будет...»

Но, он ведь не все знает. В том числе, и то, что не случайно такое внимание генерала к бывшему начальнику МЧС области Виктору Бухте. Учились они вместе, в одном военном училище. В 1976-1980 гг. были курсантами Дальневосточного общевойскового командного училища - ДВВКУ - в Благовещенске.

За рамками суда остался и рассказ одного из свидетелей, от слов которого волосы могут встать дыбом. Так кто в чрезвычайном ведомстве придумал, держал и пользовался «черной кассой»?

«На карандаше» у руководства

Нашему собеседнику, который был свидетелем по делу МЧС, следователи рекомендовали не говорить про генерала на суде. Это действующий начальник управления кадров ГУ МЧС России по Амурской области, полковник Сергей Савенко.

В чрезвычайном ведомстве Амурской области он работает с 2004 года (пришел в поисково-спасательный отряд из милиции). С декабря 2013-го по 14 июля 2014-го - у него был вынужденный перерыв. Его уволили после того, как он решил выступить все по тому же делу о «черной кассе» МЧС на суде (само дело было возбуждено в феврале 2013 года).

Сначала его вывели за штат на полгода, уменьшили зарплату, потом нашли причину - «уволили по ограничению по здоровью» со «страшным» диагнозом «гипертония второй стадии», который вдруг обнаружили в поликлинике УВД. Но полковнику Савенко удалось через суд восстановиться в прежней должности. Это случилось 14 июля с.г.

В прошлом же году, 6 июля (в это время расследование по начальнику ГУ МЧС Бухте было в самом разгаре), на Савенко было совершено нападение. Но сначала, его перепутали с соседом по гаражу, того соседа уже «месили», когда услышав шум, Савенко вернулся. В той драке ему и передали «привет... от Бухты». Материалы проверки «замяли», сколько ни писал заявлений, ни их обжаловал Сергей Савенко.

Разговаривая с ним в конце прошлой недели, он сообщил, что его «вновь вывели за штат до 16 сентября». Приказ подписал и.о.руководителя ДВРЦ МЧС Ерем Арутюнян.

Получается в ДВРЦ пошли против своего руководства - главы МЧС Владимира Пучкова? Ведь тот обещал, что никто из свидетелей по делу не будет ни переведен, ни уволен!

Помнится, и сам Александр Соловьев убеждал нашу редакцию: «Наличие чьих-либо фамилий у меня «на карандаше» не соответствует действительности. Никаких угроз или предупреждений в адрес участников уголовного процесса мною никогда не направлялось и не озвучивалось». Тогда как это понимать?

Разговор о генерале

Сергей Савенко имеет много государственных наград (в том числе, медаль «За отвагу», медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени и др.), ветеран боевых действий, четыре раза был в «горячих точках», на Северном Кавказе, готовил спецподразделения ОМОН и СОБР для опасных командировок, словом настоящий боевой офицер.

Служить Сергею Савенко в МЧС области пришлось при четырех руководителях: Александре Соловьеве - с 2000 по 2006 гг. (напомним, ныне начальник ДВРЦ), Николае Прилипко - с 2006 по 2010 гг. (он умер на посту), Викторе Бухте - с 2010 по 2013 гг. (повторимся, теперь он осужден) и Матвее Гибадулине - с ноября 2013 г. и по настоящее время (до назначения был первым замом).

Именно Сергея Савенко обратился в редакцию и согласился рассказать то, о чем его следователи просили не говорить. Почему была такая просьба - объясним в ходе разговора. Ну, а повод рассказать о многом, что знает у Сергея Савенко самый что ни на есть важный - ему вновь угрожают.

По его словам, «рапорты на материальную помощь в ведомстве МЧС писали не 11 человек, которые проходили в деле, и сдавали деньги замначальника управления по финансово-экономической работе ГУ МСЧ области Ладе Сапунцовой (она, кстати, тоже проходила в уголовном деле свидетелем, так как принимала деньги. - Ред.), а практически 95% сотрудников...». Но Сапунцову так запугали, что теперь она боится сказать лишнего. Говорит: «Я боюсь вечером выйти из дома в магазин, мусор выносить...»

Последние четыре годы, я предупреждал руководство МЧС, того же Бухту, что нельзя «отжимать» деньги - премии и материальную помощь, которую выписывали сотрудникам МЧС, а потом они сдавали деньги назад, - продолжает Сергей Савенко. - Это началось еще при Соловьеве. Хотя сейчас некоторые валят на покойного начальника Прилипко. Но он в эту схему, похоже, особо не вникал...

Уже нам, Сергей Савенко признался: «В суде мы не заявляли ничего против Соловьева. Следователи нам сразу сказали: «Соловьев нам не по зубам».

После того как я дал согласие сотрудничать со следствием и ФСБ, меня приказом начальника ДВРЦ Соловьева, отстранили от должности и семь месяцев я был в распоряжение начальника. Ко мне приходили пожарные из МЧС, прямо домой, и говорили, что их заставляют теперь писать, что они платили мне взятки, мол, за трудоустройство на работу. Они отказались. Но написали другие. Потом один из них признался, что его «заставили, запугали увольнением...»

Приходите ко мне, посмотрите как я живу, какая у меня мебель в квартире, которую я еще покупал в 90-х. Я плачу кредит за гараж... - приглашает Савенко.

Именно он и предположил, что некие «резервные фонды», куда сотрудники МЧС сдавали деньги, могли быть в любом другом управлении.

По его словам, «заместитель начальника ДВРЦ, который точно так же, как и у нас в Благовещенске, выписывал тоже премии. Только не по 40-60 тысяч, а по полмиллиона - миллиону...»

Вот дочь одного зама - сотрудник МЧС - получила премию - 2 млн рублей. Это же и в приказе зафиксировано, - говорит Савенко. - Как вы думаете, какую сумму она сдала? Мне об этом сами финансисты ДВРЦ говорили. А майор из надзорной деятельности ДВРЦ премию ко Дню спасателя получил полмиллиона. Так что «резервный фонд» этот скорее всего работал в Хабаровске, только не как в Благовещенске по 60-80 тысяч, а наверное миллионы были?..

Г-н Савенко говорит, что в прошлом году на имя президента РФ написал письмо-жалобу заместитель начальника ГУ МЧС по Амурской области Владимир Золотарев, в котором и описал работу ведомства изнутри. Он и Савенко спрашивал: «Поддержишь, если что?» Ответ ему готовил начальник ДВРЦ Соловьев! Теперь Золотарев в МЧС не служит. Больше его примеру никто последовать не захотел.

На свидетель вспоминает, как один раз он отказался сдать деньги - более 80 тыс. рублей материальной помощи (должен был отдать 60%) в кассу назад. Так ему, как он припоминает, начальник управления МЧС области Виктор Бухта сказал: «Пиши рапорт на увольнение и забирай все деньги».

В протоколе допроса об этом эпизоде есть мои показания, - слова Сергея Савенко. - Мне тогда нужны были деньги на лечение (я имею контузию, осколочные ранения головы, спины, компрессионный перелом позвоночника). В итоге, я сдал 40 тыс. рублей в кассу.

На Савенко пять(!) раз посылали документы в Москву, в главк МЧС, на сокращение должности.

Мне из главка звонили и говорили: «Тут тебя хотят сократить...», - продолжает наш собеседник. - Но меня все пять раз оставляли служить, так как я лучший кадровик в ведомстве.

Сергей Савенко планирует уезжать из Благовещенска, и вообще, с Дальнего Востока. «Я понимаю, что Соловьев мне спокойно жить не даст...», - были его слова уже в финале нашего разговора.

И тогда мы его спросили: Ну, а что может сделать Соловьев? Да, он руководитель большого ведомства, генерал, может не все он знал, может его именем пользовались, но ведь он, как никто другой, заинтересован разобраться до конца во всей этой скандальной истории. Разве не так?

Полковник Савенко покачал головой: «Вы просто его не знаете... Один бизнесмен, припоминаю, говорил: «Ух, как мне дорог ваш генерал...» Что он имел тогда ввиду? Я не буду называть его фамилию, потому что это может плохо кончиться...»

Константин Пронякин, Андрей Мирмович.
Просим считать данную публикацию официальным обращением к министру МЧС России В.А. Пучкову с просьбой разобраться по всем фактам.

Справка
Из приговора Благовещенского гарнизонного военного суда от 06.06.2014 г.:

«Бухта, вступив со 2 сентября 2010 г. в должность начальника ГУ, «преступной схемы» не организовывал, а лишь продолжил практику формирования и использования резерва...

Об обстоятельствах осуществления выплат Бухта показал, что резервный фонд за счет экономии денежного довольствия существовал на постоянной основе с середины двухтысячных годов...

Существование резервного фонда, в который сотрудники сдавали деньги добровольно, было необходимо для осуществления представительских функций, встречи проверяющих комиссий, приема делегаций, совершенствование и поддержание материальной базы, поддержание внутреннего порядка, вручение подарков, оплаты поездок в Китай, организации спортивных мероприятий, проведения различных ремонтов, приобретение бытовой техники, ремонта автомобилей... »

Кстати

Между прошлым и будущем

А вот реплика генерала Соловьева на «зацепившую» его фразу «Этим решением суд развязал руки начальнику ДВРЦ генералу Александру Соловьеву. Он сам в недавнем прошлом руководил главком и тоже не брезговал денежными средствами из резервного фонда...» из ст. «Коррупционные дела амурской элиты» в газете «Амурская правда» от 26.06.2014 г. (http://www.ampravda.ru/2014/06/26/049583.html):

«С учетом буквальной трактовки некоторых фраз в виде «развязывания рук» хочу отметить, что никто и никогда не связывал и не развязывал мне руки, а приговор суда физически не смог бы развязать руки (даже если бы они были связаны) поскольку представляет собой совокупность аккуратно сложенных и прошитых листов в количестве 21 штуки. При этом, приговор не имеет возможности без внешнего воздействия совершать какие-либо движения, тем более что-то развязать...

В случае если корреспондент имел в виду предоставление мне определенной свободы действий, связанных с созданием и расходованием «резервных фондов» при вынесении приговора в отношении В.А. Бухты, то этот факт не соответствует действительности, поскольку в данном уголовном деле я выступал лишь в качестве свидетеля. Факты, свидетельствующие о совершении мною в прошлом, настоящем и будущем подобных противоправных деяний отсутствуют... »

В некий коррупционный скандал попал генерал из Хабаровска — руководитель Дальневосточного регионального центра (ДВРЦ) МЧС России Александр Соловьев.

Он проходил по уголовному делу своего коллеги из Амурской области — Виктора Бухты — в качестве свидетеля. Но и этот статус позволил общественности узнать многое чего, что по меркам чести и достоинства не может, на наш взгляд, красить офицера.

Четыре статьи у полковника Бухты

Бывшему начальнику областного управления МЧС России по Амурской области полковнику Виктору Бухте Благовещенским гарнизонным военным судом (судья Александр Агапов) по делу №1-2/2014;1-29/2013, вынесен приговор в злоупотреблении должностными полномочиями (ст.285 ч.1; ст.285 ч.1; ст.285 ч.3; ст.285 ч.3 УК РФ — это четыре должностных преступления!).

Основанием для его возбуждения в феврале 2013 года послужили материалы УФСБ России по Амурской области. Виктор Бухта попал в оперативную разработку из-за «черной кассы». Речь идет о так называемом фонде материального обеспечения, из которого сотрудникам ведомства выплачивались материальная помощь и премии.

Как установил Военный следственный отдел СКР по Благовещенскому гарнизону, «с 2009-го по декабрь 2012 года полковник Бухта систематически осуществлял незаконный сбор денежных средств со своих сотрудников, в результате чего получил более 2,7 млн рублей; кроме того, воспользовавшись выписанными уволенному сотруднику документами, он помог перевезти машину своего сына из Приамурья в Московскую область».

Так вот, Бухта отделался штрафом в 50 тыс. рублей, все остальные обвинения или были в ходе суда переквалифицированы, или у них вышел срок давности, а то и вообще суд счел факты недоказанными (в частности, сбор денег со своих подчиненных в резервный фонд, хотя по делу проходило 11 потерпевших, которые сдавали по три — пять и более раз по 30 — 50 тыс. рублей, об этом указывало следствие).

В ходе суда, свидетелем по делу проходил начальник ДВРЦ генерал-лейтенант Александр Соловьев, которые приезжал в Благовещенск из Хабаровска, где находится штаб-квартира ведомства.

Судья без мантии и генерал в мундире

Вот как описывает один из приездов генерала в суд корреспондент «Амурской правды» Ирина Ворошилова в ст. «Коррупционные дела амурской элиты ».

«В один из дней суд должен был допрашивать генерала Соловьева, который проходил по делу свидетелем, — рассказали редакции потерпевшие — офицеры МЧС. — Судья допросил одного из свидетелей и объявил перерыв в процессе. Он направился в свой кабинет, снял черную мантию, вышел в коридор, подошел к Соловьеву и поздоровался с ним за руку, позволил ему снять одежду в своем личном кабинете. Потом снова надел свою мантию и продолжил допрос…»

Еще: «До этого ни с одним участником процесса, ни с одним свидетелем или потерпевшим судья за руку не здоровался. И после — тоже. Даже когда на заседание приезжал высокопоставленный офицер из другого федерального округа, исполняющий обязанности руководителя регионального главка МЧС и проходивший по одному из эпизодов свидетелем. Хотя по рангу этот человек был равнозначен начальнику ДВРЦ, но к нему судья из зала заседаний не выходил и с ним не здоровался».

Ирина Ворошилова пишет, что поступок судьи, по мнению потерпевших, на глазах которых все происходило, был некорректным и непонятным.

И далее, самое главное: «Дело даже не в генеральском чине свидетеля, с которым судья обменялся дружеским рукопожатием. Это человек [генерал Соловьев. — Ред .], против которого давали показания потерпевшие и который получал подарки от подсудимого Бухты. Со слов сотрудников амурского МЧС, не брезговал душевыми кабинами, смесителями для ванной… Неужели генеральской зарплаты не хватало?! Советские времена, когда импортная сантехника была в страшном дефиците, давно прошли, но в схеме «ты — мне, я — тебе» она фигурирует до сих пор».

Свидетели: «Подарки везли в Хабаровск»

Из той же статьи, мы узнаем от неназванных людей в погонах, которые высказывают свое убеждение: «…Соловьев, как нам кажется, реально был заинтересован в исходе процесса, потому что в уголовном деле постоянно фигурировала его фамилия. Если Виктор Бухта всячески выгораживал вышестоящего руководителя, то другие свидетели подтверждали: «Да, подарки ему реально передавали, столы для него накрывали… Все это было».

Этим решением суд развязал руки начальнику ДВРЦ генералу Александру Соловьеву. Он сам в недавнем прошлом руководил главком и тоже не брезговал денежными средствами из резервного фонда, — откровенно говорят «Амурской правде» сотрудники регионального МЧС.

При этом в отношении самого Соловьева суд никакого частного постановления на имя министра МЧС не внес. Хотя в суде стороной обвинения представлялись ежедневники Виктора Александровича Бухты, в которых он упоминал о неких смесителях и душевых кабинах для генерала, иных подарках для него. Допрашивались свидетели, приобретавшие все это имущество и отвозившие его в Хабаровск. Видимо, рукописные записи суд посчитал фантазиями Бухты, не имеющими никакого значения и не достойными даже указания в приговоре.

По словам некоторых участников процесса, им уже дали понять: все, кто осмелился сотрудничать со следствием и говорить правду, получат «по заслугам» — подводит черту газета.

Судебный пример десятилетней давности

Такого скандала в МЧС, в Хабаровске, давненько не было. Последний, помнится, в 2006-м случился, когда арестовали начальника управления по делам ГО и ЧС администрации Хабаровска Александра Костылева. Превышая полномочия, если придерживаться версии следствия, он «несколько лет получал подношения от подчиненных за продвижение их по службе».

Его коллеге — начальнику пункта управления Дальневосточного регионального центра МЧС России Сергею Афонину тогда уже был вынесен приговор за превышение должностных полномочий. А что же с Костылевым?

«Вызывает в себе кабинет и говорит, что от зарплаты должен ему отдавать десять процентов, — рассказывал один из потерпевших, который несколько месяцев возвращал не только часть зарплаты, но и премиальные своему начальнику. — Поводы для сбора денег у него были самые разные, то на подарки ветеранам, но на закупку какого-то оборудования для управления. При чем мы понимали, что платили начальнику за свою должность, которую от него можно было получить только за вознаграждение…»

«Костылева взяли с поличным, — объяснял тогда же прокурор Хабаровского гарнизона Игорь Сас. — Деньги засняли скрытой камерой, установленной в его кабинете. На пленке видно, как входит сотрудника МЧС и протягивает ему конверт с деньгами (уже помеченными), ровно столько, на сколько больше отдающий деньги стал получать на новой должности».

В прокуратуре говорили, что за время, что Костылев находился на должности, он мог «заработать» на поборах со своих подчиненных почти семьсот тысяч рублей. Следствие проверяло и одну из версий, по которой начальник ГО и ЧС часть средств мог отдавать еще выше — руководству своего же ведомства.

Против Костылева прокуратурой Хабаровского военного гарнизона было возбуждено уголовное дело по ст.286 ч.3 УК РФ — превышение должностных полномочий.

И вот через год, в 2007-м, суд Хабаровского военного гарнизона признал Костылева виновным, но освободил из-под стражи сразу после оглашения приговора, которое происходило в закрытом режиме, поскольку не усмотрел в его деяниях ничего опасного для окружающих… Хотя Костылев и с этим приговором не согласился и обещал дело обжаловать. Но о его результатах нам ничего не известно.

Как бороться с коррупцией?

Что же в сухом остатке? Каков урок получили все те лица, которые фигурировали в разных нелицеприятных делах коррупционной направленности?

Мы полагаем — никакого! Суд, почему-то благоволя к подсудимым, оказывал сам себе медвежью услуги — все видят — неотвратимости наказания нет, а значит, нет и веры судебному институту. Ну а зачем тогда все эти законы, раз через них можно переступить? И как тогда бороться с коррупцией, о чем призывает не переставая президент страны Владимир Путин? Через какие институты, если самый главный — судебный — это тупик… А где же выход?

Константин Пронякин, Андрей Мирмович

К 25 годам у старшего лейтенанта Александра Соловьева, командовавшего в Чечне 35-летними мужиками-контрактниками, было более 40 выходов на разведку, подрыв на фугасе, 25 тяжелых операций, полтора года в госпиталях, и три представления к званию Героя России.

Страна — по-своему, армия — по-своему

Летом 1997 года новоиспеченный лейтенант Соловьев после окончания факультета войсковой разведки Новосибирского военного училища прибыл на постоянное место службы в разведывательный батальон 3-й мотострелковой дивизии. Он готов был вынести любые тяготы военной службы, потому что готовился к ней с детства: увлекался рукопашным боем, экстремальными видами спорта. «Спасибо за любовь к Родине!» — напутствовал юных лейтенантов начальник училища.

Но Родине, привыкавшей к рыночным реформам, в эти годы было не до родной армии…

Представился командиру части. Лейтенанта определили в офицерское общежитие, в модуль с бумажными стенами. Через четыре комнаты было слышно, чем там занимается супружеская пара.

— Утром мне на лицо прыгнула крыса. Когда открыл сумку, чтобы достать продукты, — оттуда серая масса тараканов. Ого, думаю, сколько здесь живности! — вспоминает Александр Соловьев первые армейские сутки. — Заварил чай, отхлебнул и выплюнул на пол — одеколон! Оказалось, что в окрестностях города Дзержинска вода с таким специфическим запахом.

Принял первый взвод. В разведбате вместо 350 человек по штату тогда было всего 36. Вскоре командир дивизии приказал укомплектовывать батальон самыми лучшими солдатами. Но где их было взять, тем более самых лучших… Простого танкиста или пехотинца не возьмешь в разведроту. Какой командир отдаст самого лучшего бойца! Скоро в батальон прислали первую партию этих «самых лучших».

— Когда я увидел эту первую партию, у меня слезы на глазах выступили, — рассказал Соловьев. — Уголовник на уголовнике, такие отморозки — просто ужас. Наверное, проще было бы набрать людей в ближайшем дисбате, чем везти их со всего военного округа. Рвали на себе тельняшки, показывали мне пулевые, ножевые ранения. Раза три обещали зарезать. Бывало, что на КПП меня их «братва» вызывала.. Постоянно вытаскивали этих солдат из тюрем: драки с милицией, грабежи, разбои. Даже на офицеров кидались с кулаками.

Потом в разведбат прислали несколько подразделений из расформированной части ГРУ. Тоже сброд: с патологиями, недовески, с ненормальной психикой, уголовным прошлым. Лейтенант Соловьев перевел дух через полгода, когда получил несколько парней из Кремлевского полка: идеальная строевая подготовка, знание оружия, блеск в глазах, интеллект.

А Родине, переживавшей шок дефолта, все еще было не до родной армии…

— Я жил в казарме с солдатами, у меня была своя коечка у входа. — вспоминает Александр Соловьев 1998 год. — Зарплату нам тогда не платили по полгода. Мой рацион питания составлял два пакетика китайской лапши в день. Солдаты всех собак в окрестностях перерезали, на мясо. «Они же гавкают… Надо только умело приготовить… Мясо и мясо… » — удивился солдат в ответ на мое замечание, зачем он ее зарезал. Газет мы не читали, телевизор не смотрели. Я знал только солдат, стрельбы и вождение техники. А боевая подготовка — была! Бегал с солдатами по окрестным лесам, учил их азам ведения разведки. Мы не спрашивали, что нам государство должно, законов не знали, знали, что нельзя бастовать, ходить на демонстрации, ничего нельзя, боевая подготовка и больше ничего. А платят, не платят зарплату — как-то выкручивались. Мы по-своему жили, страна по — своему.

«Я не мог не ехать на войну… »

Летом 1999-го пошли слухи, что будет война. Батальон перебросили поближе к погрузочной станции. Некоторые из офицеров быстренько уволились. Из семерых лейтенантов-однокурсников, начинавших вместе службу в этом разведбате, их оставалось только двое, остальные из армии ушли.

— Я не мог не ехать на войну: это было бы предательство — столько готовил бойцов, а сам в кусты? — говорит Александр.

О том, что батальон поднят по тревоге, старший лейтенант Соловьев узнал в отпуске. Своих догонял с эшелоном батальона материального обеспечения. В дороге у этой части уже были потери: один офицер перепил и застрелился, другой, боец, полез за тушенкой и попал под ток высокого напряжения.

— Тыловики меня не понимали, что еду догонять своих: «Нам-то ладно: водку пьем и всегда при тушенке», — вспоминает Соловьев дорогу на войну. — Попутчики относились ко мне как к нездоровому человеку. Цели операции не понимали. Слышал о первой чеченской кампании, что это была бойня, продажность, братоубийство, полк на полк, чудовищные ошибки, политические разборки, в которых страдают солдаты. Я ехал — не видел ни разу на карте Чечню. Бойцы вообще ничего не знали. Война и война. Родина в опасности, и если не мы, то кто. Приехал — мои бойцы подбежали: «Ура! Мы теперь не одни!» Они думали, что я вообще не приеду.. Командир на первом построении сказал: «Ваша задача на этой войне — выжить. Вот вам весь мой приказ». Где противник, какие у него силы, какая организация — ничего этого не знали.

Вскоре после начала второй чеченской кампании по требованию прогрессивной общественности из действующей армии вернули в казармы молодых солдат.

— Взамен прислали контрактников — бомжей, пьяниц, уголовников, убийц, попадались даже со СПИДом, сифилисом. Настоящих, подготовленных солдат из них было не больше трети, остальные — мусор и шваль, — так оценивает Александр Соловьев то пополнение, присланное Родиной для наведения в Чечне конституционного порядка. — Захочется ему пострелять по людям, приползет в село и — огонь из автомата по всем подряд, Нажрется такой «шутник» наркоты и давай «творить чудеса». Одного такого поймали на том, что воровал у солдат промедол (обезболивающий препарат. — авт.), а в пустые тюбики закачивал воду. Ребята переломали ему ребра и забросили в вертолет…

«Вырасту — пойду вас убивать… »

Первая же встреча с чеченцем заставила о многом задуматься…

— Бойцы пошли в село, а я остался на броне, связь держал. Подходит мальчишка, с автомат ростом: «Слышь, командир, а это у тебя «Стечкин» за пазухой». Как он узнал, что я командир — на мне не было погон! Как он узнал, что у меня пистолет Стечкина — многие офицеры не знали! Это пистолет для танкистов, его сняли с вооружения. Его вообще было не видно, под мышкой, в кобуре, и этот мальчишка определил — по пропорциям, по очертаниям. — «А откуда ты знаешь, что это «Стечкин?» — «У моего брата такой». — «А брат где?» — «Он в горах воюет, против вас». — «Ты-то, надеюсь, не будешь воевать?» — «Подрасту, чуть-чуть смогу автомат держать и тоже пойду вас убивать». — «Кто тебя так учит?» — «Как кто? мама. У меня все братья в горах, и я туда пойду!»

Однажды разведчики взяли двоих мальчишек — 13 и 15 лет. Эти «партизаны» сожгли огнеметами группу заснувших на привале разведчиков из ГРУ. Убитым вырезали и вставили в рот их половые органы. Глаза выковыривали, скальпы снимали, уши отрезали, издевались над мертвыми.

— У бандитов в Чечне если нож не побывал в человеческом теле, значит — не оружие, просто кухонный нож. — рассказал Александр Соловьев. — Нож должен быть закален в крови. Задержанные были братья, у обоих нашли наркотики. Они работали на Басаева в качестве разведчиков. Знали фамилии офицеров всего нашего батальона. Такое было досье! Все в памяти держали. — «Что тебе обещали за это?» — спрашиваю одного из мальчишек. — «Кинжал и автомат, от Басаева».

В разбитых лагерях боевиков разведчики находили тушенку с маркировкой как у них, боеприпасы той же серии, нашу новую форму, оружие 1999 года выпуска, новые бронемашины. «У меня оружие было — со склада после похода в Чехословакию в 1968 году, а у них — новенькие автоматы, еще с заводской смазкой, — с горечью вспоминает Александр Соловьев. — У бандитов — новые, черные комбезы, удобные разгрузки для боеприпасов. У моих бойцов — заштопанные, подаренные добрыми ментами или обмененные у тыловиков за бутылку водки. И мы всю эту экономию Родины и тыловиков понимали: «Зачем я буду тебя экипировать, ты же идешь в бой, и тебя там могут убить! Как потом списывать имущество? Самим что ли платить?» За потерянное снаряжение или технику спросят, а людей потерял — пришлют новых. Как в ту войну: Россия большая, бабы новых солдат нарожают… »

Жить захочешь — вспомнишь все

С первых же дней после перехода границы Чечни начались боевые будни. Разведгруппы, нагрузившись оружием и боеприпасами, уходили в ночь, каждую секунду рискуя напороться на растяжку с гранатой, на фугас или попасть в засаду. Последним мог быть каждый шаг…

— На мне висело: — стал перечислять Александр, — автомат, глушитель, бинокль, ночной прицел, подствольник, ночные очки, две «Мухи», 12 магазинов с патронами, 20 ручных, 20 подствольных гранат, спарка магазинов по 45 патронов. Плюс нож разведчика со своим боекомплектом, плюс пистолет «Стечкин».. Продуктов на сутки — пачка печенья и банка консервов. Есть патроны — есть жратва, нет патронов — нет ничего. У меня пулеметчик тысячу патронов к пулемету таскал. Да еще положено брать запасной сменный ствол. С таким грузом упадешь — сам не встанешь, а если бросишь его — тебя голыми руками возьмут. В бою огонь ведешь — только с колена.

Глухой ночью на окраине Грозного разведгруппа из 13 человек под командованием старшего лейтенанта Соловьева попала в засаду. Бандиты с криками «Аллах Акбар!» атаковали с трех сторон. В первые же секунды один разведчик был убит, еще двое — тяжело ранены.

— Я оказался у пулеметчика, ему пуля попала в голову, мозг не задело, только кости вывернуло. Он не соображал, что делал, — вспоминает тот бой Александр Соловьев. — В темноте на ощупь определил, что пулемет заклинило, одна пуля отстрелила сошки, вторая перебила антабку ремня, третья попала в ствольную коробку и повредила механизм и гильзовыбрасыватель. Выбор был: либо рукопашный бой, но тогда нас сомнут за пять минут, либо за одну минуту суметь починить пулемет. А пулемет мы «проходили» в училище в конце 1-го курса, 6 лет прошло. С тех пор я его в руках не держал. Но жить захочешь — все вспомнишь. Все слова преподавателя вспомнил. Стрелять начал, когда бандиты были в пяти метрах, спасло еще, что лента — 250 патронов, полная, вставил ее быстро. Если бы не пулемет, и сам бы не выжил, и ребят бы не вытащил.

«Живым оставить здесь не могу… »

Разведгруппа — это команда, где от каждого зависит жизнь всех. Не каждый мог вписаться в группу. Случалось, такому бойцу сами разведчики говорили: «Жить хочешь? Иди к командиру, скажи, что отказываешься ходить на боевые… »

— У меня в группе был «мальчик» ростом под два метра, — рассказал Александр Соловьев. — И в одном поиске, в горах, он сломался: не мог больше идти. «Раздевайте его», — приказал. Снял с себя экипировку, боеприпасы, автомат — все отдал ребятам, они понесли. У меня сколько пацанов умирали, вещи отдавали, но чтобы оружие отдать — никто и никогда. А этот легко — кому автомат, кому пистолет. Идет голый — потом садится: «Дальше не пойду!». А мне нельзя было останавливаться, очень сильно рисковал, было много признаков, что «духи» нас сопровождали по лощине. Я был на волосок от применения оружия. Вогнал патрон в патронник. «Я тебя живым оставить здесь не могу», — говорю этому «мальчику». Он знал радиочастоты, позывные, состав группы. Он сидел, и для меня уже не представлял никакой ценности — ни как боец, ни как человек. Ребята на него так посмотрели — как на собаку. Он понял, что у него нет выхода: либо шевелить ножками, либо остаться здесь навсегда.

Я бы его кончил. «Перейди в головной дозор. Если я догоняю тебя, ты остаешься в горах, если попытаешься вправо-влево уйти, то здесь остаешься». И он шел. И дошел. Но больше с нами в разведку не ходил.

«Своей пехоты я боялся больше… »

Задание у разведчиков обычно было стандартным: найти расположение бандитов и вызвать туда огонь артиллерии.

— На меня всегда работала одна-две батареи самоходок, батарея «Градов», мог вызвать по рации и штурмовики, — вспоминает Александр Соловьев. — Обнаружил базу боевиков — даю координаты по рации. Три минуты — и летят снаряды. Иногда едва хватало времени, чтобы убежать от огня своей артиллерии. Снаряды летят — ветки сбивают, режут макушки деревьев, иной раз ложились за сто метров от нас. Если я вступлю в бой, мне уже никто не поможет. Двадцать минут — и меня нет. В Самашкинском лесу бандиты нашу группу гоняли на лошадях, с собаками. Улюлюкали, как индейцы… Шли по моим следам, я мины ставил, и ни одна не сработала. Только сядем — они стреляют. Охотились на нас, как на зверей. Вышли мы на взвод нашей пехоты — мальчишки-срочники без командира — сидят в окопах и стреляют куда попало. — «Нас бросили, — говорят и плачут от страха, — мы бы убежали, да боимся». Ни одного контрактника с ними, мальчишек просто бросили на растерзание. Мин у них было полно, но — «Мы их ставить не умеем… » К утру их бы точно всех перерезали, без выстрелов. Забрал этих мальчишек с собой…

Какая радость вернуться с задания к своим, но…

— Своей пехоты я боялся больше, чем «духов»: выстрелит, заметив нас или случайно, один солдат, и — понеслась беспорядочная пальба по всему фронту…

«Командир, не умирай!»

Рано или поздно такие выходы на разведку должны были кончиться гибелью или ранением. У войскового разведчика вернуться домой из Чечни без царапины шансов практически не было.

— Психологически был готов, что могут ранить и убить, — рассказал Александр. Но не догадывался, что так может покалечить… Ну, ранят, сделают «духи» дырку пулей или осколком — врачи зашьют. Ну, оторвет тебе кусок мяса, ну и что. Все оказалось гораздо страшней…

Разведгруппа в тот февральский день шла как обычно. Старший лейтенант Соловьев даже не успел понять, что произошло. Это был взрыв мощного фугаса… Его должно было снести близким разрывом сразу на тот свет.

— На мне было два ряда металлических магазинов, они и приняли удар осколков, да такой, что патроны вылезли наружу, — вспоминает Александр. — Фугас был нашпигован гвоздями, подшипниками, гайками. У меня на ребрах были гранаты, которые от удара взрываются, а на ремне — трофейный «духовский» пояс смертника — как они не сдетонировали, не понимаю. Ничего не вижу и не слышу… Ног не чувствую. Несколько раз машинально обматывал руку ремнем автомата. Чувствую — сейчас попаду в плен. Разведчиков не отпускают живыми, поглумятся. Автомат не работает, отпускаю его, достаю пистолет, а он же автоматический — пара очередей вправо, влево. Слышу: «Держи пистолет, держи!» Чьи-то крики, а речь не понимаю. Бросаю пистолет и ищу гранату. Совершенно потерял ориентацию, где свои, где чужие. Они борются со мной, не пойму кто, думаю — чеченцы. Пытаются скрутить, несколько рук меня держат. Слышу: «Держи руку, у него там граната!» Одна граната у меня была спрятана в кармане на случай плена. — «Свои, дурак, свои, Саня!» — в ухо кричат. Кто-то меня за ноги схватил, я не сопротивляюсь. Потом чувствую, игла пошла, вторая, прямо через одежду. Потом кто-то: «Командир, что нам дальше делать, куда уходить? Где «духи»? — «Стоять на месте! Вызывать артиллерию!» — «Артиллерии нет, радиста кончили! Как вызывать, куда вызывать?» Я по памяти с трудом назвал квадрат и частоту, бойцы вызвали огонь артиллерии. Слышу: «Командир не умирай, что делать-то нам?». Потом я стал терять сознание. Как ребята меня тащили — ничего не знаю. Очнулся на броне БМП — такая дикая боль!

Не едем, а летим, километров под 80 по снегу неслись. Я еще боялся, что меня ветром с машины сдует. Ничего не чувствовал. Нащупал за спиной на броне БМП какой-то болтик и за него держался. «Ты живой? Пальцем пошевели!». Меня стянули жгутами, а лицо не перевязывали, все в крови. Пена пошла изо рта, крови полный рот. Боялся, что своей кровью захлебнусь.

И тут я провалился в беспамятство. Потом мне ребята рассказывали, что в операционную палатку вызвали саперов: на мне гранаты, которые от удара взрываются, подствольники. Все надо снимать, а как? Чувствую, как по мне под штанами идет холодный нож. Матом ругался: «Суки, новая тельняшка, новая разгрузка!». Мне так было жалко эту тельняшку. А сапер ремень уже режет — он с училища со мной!

«Я свою работу знаю… »

Через год в госпитале к Александру Соловьеву, сидевшему в коридоре, подошел незнакомый врач.

— «Ты в начале февраля прошлого года не подрывался?» — «Подрывался». — «Пойдем со мной», — вспоминает Александр.

В кабинете врач положил на стол пачку фотографий — разорванные тела, без рук, без ног, кишки, только руки с головой. — «Это труп, что ли?» — «Нет, живой». — «А этого узнаешь?». Неужели я был таким? «Как же вы меня узнали сегодня?» — «Я свою работу знаю… » — ответил хирург. Рассказал, что меня оперировали несколько бригад врачей по очереди 8 часов подряд.

« А я и мычать не могу… »

— Помню себя на операционном столе. Когда приходил в сознание — какие-то галлюцинации, виденья, что я уже умер, — вспоминает Александр, — Может быть, я действительно умирал. Виденье было, что у меня нет тела, просто понимаю, что это я, но вне тела. Как в космосе, в пустоте, пространстве. Я — это что-то коричневое, оболочка, или шар. Нет чувства боли, чувство счастья. Не чувствую боли, ничего не хочу. Я — точка концентрации сознания. И ко мне приближается в этой пустоте что-то громадное, как черная дыра. Я понимаю, что как только я коснусь это нечто громадное, то растворюсь в нем молекулой. И меня это в такой ужас повергло, что я — только молекула этого глобального всего. Так страшно стало уже не чувствовать себя, терять самого себя. Стал пятиться от нее, был такой животный ужас. Даже умереть было не так страшно, как раствориться в этом чем-то глобальном.

Потом меня кто-то схватил снизу, я проваливаюсь вниз. Начинаю орать, болит все, словно кто-то меня схватил за ноги и об эту грешную землю швырнул. Потом очнулся, что кто-то на ухо орет: «Ты как себя чувствуешь? Пошевели рукой, если хорошо!» А я и мычать не могу.

Были операции, которые переходили одна в другую. Кости гнили, их сверлят, чистят, чем-то затыкают, рядом дрелью другую дыру сверлят. Через нос меня кормили: зубы выбило, язык и небо в осколках.

— «Пойдешь снайпером?» — «Конечно!»

Одна из немногих женщин в батальоне — радистка Марина Линева. Когда группа Александра Соловьева уходила на очередное задание, она держала с ним связь по рации.

— Я замечал, что Марина неравнодушно смотрит на меня, — рассказал Александр. — Я точно знал: если мне что-то было надо — она бросала все, трясла всех, готова была стрелять из автомата. В одной операции у меня погиб снайпер, а без него в поиск идти нельзя. «Я хорошо стреляю!» — сказала Марина. Уже после войны она призналась, что биатлонистка. Стреляла она лучше всех в роте. Все мишени клала одиночными выстрелами. Она служила в спецназе, прыгала с парашютом. Я ее обучал рукопашному бою. Маленькая, а зубы выбить может. Задание тогда было плевое, но без снайпера нельзя. — «Пойдешь со мной?» — «Конечно!». Раскладывает экипировку, нож выложила, боеприпасы складывает, автомат, гранаты. — «Я готова!». Записал ее в список. Комбат построил группу. Увидел в строю Марину, побагровел и как понес матом на меня… Взял меня за грудки: «Если с ней что-нибудь случится, ты себе это простишь?» — «Нет, товарищ полковник». — «И я себе не прощу. Линева — кругом, бегом марш!» Она догнала нас, в глазах слезы. И так было тошно…

«Сердце останавливается — на все это смотреть… »

Марина была в Нижнем Новгороде, когда на постоянное место базирования батальона пришла телеграмма: опять большие потери. И среди тяжело раненых — старший лейтенант Соловьев.

В какой он попал госпиталь — никто в батальоне не знал.

Трое суток Марина звонила по всем госпиталям России: «У вас есть среди раненых старший лейтенант Соловьев? Нет?». Наконец, нашла — в Самаре. Примчалась в госпиталь.

«К вам сестра приехала», — сказала санитарка Соловьеву. —

«У меня нет сестры»

Врач сказал Марине: «Вы знаете, что ему руку отрезали, в ногах осколки, он ничего не видит. Выдержите? Кричать и плакать нельзя, здесь иногда и умирают».

Ее оформили в госпитале медсестрой на полставки. Помогала не только Александру, но и другим раненым. Иногда в госпиталь приходили бабуськи помогать раненым, но больше недели не выдерживали: «Сердце останавливается на все это смотреть… ». Марина выдержала все.

«Встану и буду жить!»

В палату к Соловьеву привозили тех раненых, кто стал опускаться.

Однажды к главному врачу госпиталя пришла Марина:

«Девчата-медсестры просят Сашку свозить к одному майору». — «А что такое?» — «Жить не хочет, в окно лезет, два раза ловили за штаны». А у него всего лишь пятку осколком оторвало.

— Мое тело загрузили, полулежа, в каталку, — вспоминает этот эпизод Александр. — Познакомили. Я ему как правду-матку рубанул: «Майор, это тебе тут хуже всех? Ты на меня посмотри». У меня осколки из лица торчали, под кожей. Через день меня ковыряли, гной из ран сочился. — «У меня такие планы были… », вздохнул майор. — «Дети есть?» — «Двое, мальчик и девочка». — «Жена не бросила?» — «Нет, не бросила». — «Ты смотри на меня: я еще встану, буду жить и улыбаться, а ты всего-то ногу потерял, а в окно уже лезешь! Посмотри на других пацанов — вообще без ног!» Майор дурить перестал.

А через год Саша и Марина, здесь же, в госпитале, сыграли свадьбу. Штатскую одежду ему собирали на регистрацию врачи и больные из нескольких палат. Жить он учился заново.

Александр Соловьев после таких тяжелейших испытаний еще вернулся в армию и служил — без руки! — несколько лет. Службу закончил майором, на должности старшего помощника начальника разведки дивизии.

«Орден Мужества? Дайте потрогать… »

Первую награду Александру Соловьеву вручали в госпитале. Он лежал, зрение врачи еще не восстановили. В глазах — одна темнота.

«Что за награда? Орден Мужества? А как он выглядит? Дайте потрогать», — вспоминает Александр этот момент. Потом его перевели в другой госпиталь. Через полгода в палату пришла еще одна делегация — начальник разведки дивизии, офицеры батальона. Зачитали приказ о награждении. И не один, а два — и оба о награждении орденом Мужества!

Три ордена Мужества лежали в тумбочке госпитальной палаты, пока он не выписался. Потом Александр Соловьев узнал, что командование батальона трижды представляло его к званию Героя России. Родина решила, что хватит ему и трех орденов — ведь парень остался жив!