Военный врач – это человек с высшим медицинским образованием, который имеет воинское звание.

У военных врачей есть особое нейтральное положение, которое был закреплено за ними в 1864 году Женевской конвенцией. Согласно конвенции военные врачи обязаны выполнять только медицинские обязанности, оказывать помощь пострадавшим от военных действий либо вооруженных конфликтов без исключений.

В армии военные врачи считаются наиболее важными фигурами. Без этой категории военных армия не смогла бы существовать. Врач следит за здоровьем солдат, оказывает им необходимую медицинскую помощь в случае необходимости.

Обязанности военного врача

Военный врач должен иметь командирские навыки и уметь организовать медицинскую службу, также важна способность решать задачи оказания медицинской помощи, как в мирное время, так и в условиях вооруженных конфликтов или военных действий.

Врач должен следить за состоянием здоровья военных, при необходимости оказывать медицинскую помощь либо направлять к узкому специалисту.

Врач обязан оказывать помощь всем без исключения.

Военный врач хирург

Военный врач хирург осуществляет лечение и отвечает за перевозку раненых с мест военных конфликтов.

Современное оружие способно наносить большой процент тяжелых увечий человеку, что приводит к некоторым трудностям при лечении и перевозке пострадавших в ходе военных действий.

Военный хирург отличается от гражданского методами лечения в условиях военных конфликтов. Врач оказывает многопрофильную помощь, поэтому, должен разбираться во всех областях хирургии.

Современное оборудование, которым оснащены военно-полевые госпитали, новые хирургические технологии позволяют оказать квалифицированную помощь пострадавшим и сохранить жизнь.

В мире появляются все новые виды оружия, в научных лабораториях военной хирургии исследуют поражающее воздействие современного оружия и разрабатывают новые хирургические приспособления, которые можно использовать в военно-полевых условиях с минимальным риском для жизни пострадавшего.

Военный врач стоматолог

Военный врач стоматолог организует медицинскую помощь и лечение раненым с повреждениями челюстно-лицевой области.

В процессе обучения курсанты изучают стоматологические заболевания и травмы, наблюдая за состоянием больных в клинике. Однако с боевыми травмами будущие военные стоматологи не сталкиваются, что затрудняет проведение практических занятий и усвоение программных вопросов.

Военный санитарный врач

Военный врач санитарный осуществляет надзор за санитарным состоянием войска, сбережением их здоровья, устранением внешних неблагоприятный факторов, а также контролирует качество продуктов питания, что позволяет повысить профессиональную способность армии страны.

Военный ветеринарный врач

Военный врач ветеринар осуществляет охрану здоровья животных в войсках, восстанавливает их пригодность к службе, обеспечивает контроль за поставками мяса и продуктов животноводства.

Как стать военным врачом?

Военный врач профессия не из легких, чтобы стать специалистом в этой области необходимо, прежде всего, обладать выдержкой, военной дисциплиной, незаурядными знаниями. Многие военные врачи с юных лет приучаются к военной жизни, большинство перед поступлением в ВУЗ оканчивают военные лицеи.

После получения аттестата о среднем образовании человек, планирующий стать военным врачом, должен поступить в медицинский университет.

Для подготовки квалифицированного специалиста требуется время - шесть лет обучения, и один-два года интернатуры. Кроме этого, любой врач, должен регулярно повышать свою квалификацию, так как медицинская наука не стоит на месте, следует быть в курсе новых методик лечения.

Первые четыре курса обучения могут происходить в любом медицинском институте, но на пятом курсе следует перевестись на военно-медицинский факультет (к примеру, в Санкт-Петербургскую Военно-медицинскую академию).

Военные врачи более глубоко изучают предметы важные для военных (хирургия, радиология, токсикология, военно-полевая терапия), но диплом практически не отличается от гражданского врача.

Практика курсантов военно-медицинских ВУЗов проходит на месте службы, нередко молодым врачам приходится проходить интернатуру в условиях военных действий, отдаленных гарнизонах.

Где учатся на военного врача?

Военный врач первые четыре курса обучения может пройти в любом медицинском университете. На пятом курсе необходимо подать заявление для перевода в институт, в котором имеется факультет подготовки военных медиков. Наиболее знаменитыми являются Санкт-Петербургская Военно-медицинская академия им. Кирова, Государственный Белорусский медицинский университет, Национальный медицинский университет им. Богомольца в Киеве.

Подготовка военных врачей

Будущие военные врачи проходят подготовку на факультете военно-медицинского дела. На пятом курсе курсанты более глубоко изучают предметы, необходимые в работе военного медперсонала. Молодые специалисты учатся действовать и оказывать необходимую медицинскую помощь при огнестрельных ранениях, при отравлении токсическими веществами, при радиоактивном облучении и пр.

После изучения теории молодой военный врач направляется на практику в военные части, где несколько лет под руководством научного руководителя будет учиться применять полученные в институте знания на деле, в условиях реальной военной службы.

Звания военных врачей

После окончания Военно-медицинской академии или университета военный врач получает звание лейтенант медицинской службы.

День военного врача

Военный врач отмечает свой профессиональный праздник вместе с другими медицинскими работниками. День медработника отмечается в третье воскресенье июня.

Призыв врачей на военную службу

Военный врач после окончания медицинской академии направляется служить по контракту. После окончания срока контракта можно либо продлить срок службы, либо уйти из вооруженных сил.

Льготы военным врачам

Военный врач после 10 лет службы имеет право записаться на очередь на получение бесплатного жилья.

Льготы не положены, если врач ушел со службы после окончания срока первого контракта, однако, если увольнение было по причине сокращения или болезни, льготы сохраняются.

Льготы зарабатываются военными врачам на протяжении всего срока службы. Через 20 лет службы врач имеет право на денежное содержание после ухода с вооруженных сил, медобслуживание (включая членов семьи) и пр.

Аттестация военных врачей

Военный врач проходит обязательную аттестацию, которая является важной формой материального и морального стимулирования персонала. Аттестация проводится согласно национальной номенклатуре, с учетом требований и характеристик врачей.

Первую аттестацию проходят в военно-медицинском ВУЗе, перед получением диплома. Курсанты, успешно прошедшие аттестацию получают диплом о получении высшего полного образования по специальности и квалификации магистра.

Затем, через определенный промежуток времени, врачи проходят аттестацию для присвоения квалификационной категории и для подтверждения квалификационной категории.

Зарплата военного врача

Помимо заработной платы, военный врач получает надбавки к окладу за выслугу лет, за особые условия военной службы и т.д.

Военный врач - профессия непростая, на его плечах лежит медицинское обеспечение Вооруженных сил, включая лечебно-профилактические работы, противоэпидемиологические мероприятия, санитарно-гигиенический контроль, медицинское снабжение и пр.

Нет более ответственной профессиональной работы, чем работа врача.
Применяя в практике жизни данные, которые не могут быть названы точными, врач оперирует этими данными над тем, что является наиболее ценным благом как отдельного человека, так и всего общества - над здоровьем и жизнью. От искусства врача, от его способности комбинировать эти неточные данные, зависит в каждый данный момент жизнь и здоровье лица.
Само собой понятно, какую ответственность в каждый данный момент несет врач прежде всего перед самим собой.
И в истории медицины есть не мало случаев, где врачи сами себя присуждали к высшей мере наказания за неправильное, по их мнению, выполнение своей профессиональной обязанности.
Далее врач несет ответственность перед обществом, и этот суд бывает самым жестоким, самым беспощадным и, в большинстве случаев, самым несправедливым судом.
Отношение общества к медицине и к ее адептам-врачам - самое странное.
Вопросы анатомии и физиологии, а тем более вопросы о пределах медицинских знаний, о современных возможностях медицинской практики мало или вернее вовсе не интересуют общество (за исключением сенсационных сообщений вечерних газет). В обычное время отношение к медицине, к ее возможностям - полупрезрительное, в лучшем случае ироническое, но в момент болезни к медицине и к ее адептам-врачам пред‘являют требование всемогущества:
- Спасите его, доктор, я ничего не пожалею!
Как часто эти слова режут слух и сердце врача, сознающего беспомощность медицины в данном случае и встречающегося с заявлением, будто он может, но не хочет применить нужных средств.
Полное отсутствие какого-либо представления о медицине видно хотя бы из той легкости, с какой предлагаются добрыми соседями и соседками средства для лечения, которые „мне помогли при такой же болезни".
Хорошая хозяйка раньше тщательно изучит рецепт соленья или варенья, чем предложит его соседке, из боязни испортить материал; лекарственные средства предлагаются с поразительной легкостью...
Это отсутствие какого-либо представления о медицине видно и из отношения публики к врачу.
Врач должен осмотреть больного, определить болезнь и выписать из аптеки средство против этой болезни - таково представление публики о работе врача. С этой точка зрения работа его очень не сложна, не требует особого труда. И с таким запасом знаний и представлений отдельные лица, а в сумме и общество - свободно произносят свой приговор над врачем.
В случае удачного исхода - врача превозносят („он спас моего ребенка"), в случае неудачного исхода - имя врача забрасывается грязью; от словесного приговора переходят к приведению его в исполнение по принципу „жизнь за жизнь".
К сожалению, не только отдельные обыватели, но нередко и пресса стоит на этой обывательской точке зрения, и по отношению к врачебной деятельности приговоры печатью проводятся с поразительной легкостью.
При этих условиях, конечно, диким является широко распространенное мнение о безответственности врача в его профессиональной деятельности.
И, конечно, из всех видов ответственности, перед которой в каждый момент выполнения своих профессиональных обязанностей стоит врач, наиболее желанной для врача, несомненно, является ответственность по суду, обставленная определенными гарантиями компетентности и беспристрастия.
Поэтому с точки зрения интересов врачей должна быть совершенно отвергнута такая постановка вопроса, как о допустимости или недопустимости судебного преследования врачей, не говоря уже о том, что мысль о таком исключении не может притти в голову не только здравомыслящему, но и просто мыслящему человеку.
Наоборот, на государстве, санкционирующем право медицинской практики, лежит обязанность через свои органы наблюдать, чтобы это право не было употреблено во зло и служило той цели, для которой оно предназначено, чтобы оно в неумелых или злонамеренных руках не служило угрозой как для отдельного лица, так и для общества, но выполнение этой обязанности должно осуществляться с учетом сущности медицинской практики и, как признают и судебные деятели, „при привлечении врача к ответственности необходима сугубая осторожность".
Эта „сугубая осторожность" нужна не только или, вернее, не столько „из-за охраны покоя" врача, сколько из-за того, что, по правильному указанию Главного Судебно-Медицинского эксперта Нар. Ком. Здравоохранения Я. Лейбовича, „неосторожное привлечение к судебной ответственности врачей и сенсационные врачебные дела в общей прессе прежде всего мешают правильной постановке дела народного здравоохранения: они возбуждают недоверие к врачам, толкают широкие массы к знахарям и лишают врачей уверенности в себе и спокойствия, столь необходимых в их работе".
Для проведения этой „сугубой осторожности" необходимо установление известных норм, выявляющих пределы врачебных прав, за которыми врачебная деятельность становится общественно-вредной и уголовно-наказуемой, необходимо установление определенного взгляда на существо врачебной деятельности.
Эта последняя задача и является наиболее трудной в виду совершенно своеобразных особенностей врачебной деятельности, условий осуществления врачем своих профессиональных обязанностей.
Для того, чтобы более или менее подойти к разрешению вопроса, необходимо по возможности расчленить его и выделить из него наиболее спорное основное ядро - профессиональную деятельность врача, выражающуюся в совершении „врачебного действия" - лечения больного.
Врач в порядке своей профессиональной деятельности выявляет себя, как „лечишь" - под этим надо понимать узкую сферу определения болезни данного лица и применения к лечению этой болезни определенных лечебных процедур; как лицо, ответственное за работу подсобного персонала, без которого часто осуществлять свою профессиональную обязанность он не может; как администратор медицинского учреждения, ответственный за постановку в нем медицинского дела; как лицо, обязанное по закону (ст. 365 Уголовного Кодекса) оказывать медицинскую помощь больным в опасных для больного случаях, и, наконец, как лицо, вступающее в конфликт с определенной статьей Уголовного Кодекса (ст. 196 - незаконное производство аборта).
Нельзя относить к ответственности врача в его профессиональной деятельности, если он взял взятку за освобождение от военной службы (хотя он проделал это в процессе своей профессиональной работы, но это вполне аналогично и равносильно взятке должностного лица), если он растратил казенные суммы в качестве главного врача медицинского учреждения, ибо он сделал это, как административное лицо, а не медицинское; если он вымогал деньги у больного, хотя бы он делал это под флагом своей профессиональной работы.
Это все общегражданские правонарушения, где звание врача является случайным, так сказать, придаточным предложением, и к профессиональной деятельности его прямого отношения не имеет.
Совершенно иначе обстоит вопрос, когда врач прибег к известному врачебному действию, чтобы освободить от военной службы, когда врач, как возглавляющий медицинское учреждение, в самой постановке медицинского дела совершает неправильности медицинского характера (непринятие мер против внутрибольничного заражения, неправильная сортировка больных и т. д.).
Здесь можно говорить об ответственности врача перед законом в его профессиональной медицинской деятельности.
Но и здесь большинство случаев совершенно свободно укладывается в рамки существующего обычного законодательства: здесь правонарушение, осуществленное в профессиональной сфере, совершенно аналогично явлениям в других областях: и ответственность за работу подсобного персонала, и неправильная административная деятельность в области медицинской, и т. д.; особенности врачебной работы могут быть только учтены или в смысле смягчающих или в смысле отягчающих обстоятельств.
Все эти вопросы, включая даже и вопрос об обязательной явке к больному, поскольку он в той или другой форме предусмотрен в законе, обычно не возбуждают больших споров; можно говорить о целесообразности тех или других статей в законе, об их формулировке и т. д.
Центр споров в ответственности врача перед законом - в области совершения им того или другого врачебного действия, направленного к лечению больного.
Здесь перед законодательством стоит сложная задача, чтобы не перегнуть палку в ту или другую сторону; именно при подходе к этим вопросам рекомендуется „сугубая осторожность".
Три группы вопросов входят в эту рубрику: врачебная ошибка в собственном смысле слова, врачебная неосторожность и врачебная небрежность.
До сих пор в литературе не заглох вопрос об юридической природе врачебной деятельности. В обычное время врачи очень мало интересуются и мало осведомлены об этих спорах, и прав был Stoos, когда заявил, что „для врачей будет новостью узнать, что их главная деятельность состоит в телесных повреждениях, и что криминалисты еще до ныне спорят о том, на каком юридическом основании покоится право врачей на выполнение телесных повреждений".
Но в момент возникновения тех или других врачебных дел эти юридические теории, отжившие и осужденные, снова всплывают на поверхность н выявляют свою живучесть. Поэтому, может быть, не лишнее их хотя бы в беглом очерке привести, тем более, что из анализа этих теорий легче выявить возможную точку зрения в этой области. С другой стороны, в новых социальных условиях, в условиях нового советского права, несомненно, правильное разрешение вопроса об юридической природе врачебной деятельности должно служить той базой, на которой создаются законы - нормы по отношению к выяснению ответственности врача, наказуемости или ненаказуемости проведенного им врачебного действия.
Первой по времени возникновения, наиболее примитивной в обосновании наказуемости или ненаказуемости врачебного действия и в тоже время наиболее живучей является теория согласия больного.
Volenti nob fit injnria - по отношению к согласившемуся не может быть правонарушения - таково исходное положение этой теории. Раз больной дал согласие подвергнуть себя тому или другому воздействию, - не может быть речи об уголовной ответственности врача.
Так ли это на самом деле?
Мы знаем, что согласие потерпевшего ни в коем случае не может оправдать убийцу (в некоторых случаях согласие потерпевшего может понизать степень наказания).
Наоборот, существует другое положение: nemo dominus membrorum suorum videtur - член общества и государства представляет собою определенную экономическую ценность и в известных пределах ограничен в своей воле.
Как тогда отнестись с точки зрения этой теории об ответственности врача к вопросам членовредительства, где имеется согласие больного (например, оскопление)?
Далее, согласие больного для того, чтобы оно имело ценность, должно быть обставлено рядом условий: оно должно быть добровольным, сознательным. Согласие больного редко удовлетворяет этим требованиям. Само уже болезненное состояние, в котором находится больной, нередко исключает возможность сознательного отношения ко всему окружающему. Трудно говорить о сознательном согласии больного без ясного представления о сущности врачебного действия, врач же, щадя больного, скорее постарается многое скрыть от него, чтобы он не терял необходимой для благополучного течения болезни бодрости. Как быть с больными, находящимися в бессознательном состоянии? Считать ли их утратившими свою волю, что неправильно, так как лица, временно находящиеся в бессознательном состоянии, никоим образом не могут быть признаны лишенными дееспособности? Считать ли для лиц, находящихся в бессознательном состоянии, наличность презумпции о согласии? Но как тогда быть в тех случаях, когда пострадавший - самоубийца? Здесь не только не может быть речи о презумпции согласия, но, наоборот, ищущий смерти этого согласия не дал. Считать-ли согласие окружающих достаточным для этой цели? Но, во-первых, они не уполномочены представлять волю лица, впавшего в беспамятство, во-вторых, эти лица могут быть совершенно чужды больному (соседи-квартиранты, случайные прохожие и т. д.)
Ясно, что теория согласия больного недостаточна для того, чтобы подвергнуть или освободить врача от ответственности, а установление в непреложной форме принципа согласия больного, по замечанию проф. Розина (юриста), должна повести к врачебному принципу “laisser mourir".
На смену теории согласия была выдвинута Oppenheim’oM теория цели врачебного действия: врачебная цель оправдывает врачебное действие; благая цель излечения, преследуемая врачем в его деятельности, устраняет преступный характер врачевания.
Но, как говорит проф. Мокринский („Медицина в ее конфликтах с уголовным правом"), цель одинаково не оправдывает средства ни в мире нравственных ценностей, ни в сфере ценностей юридических. Ни законная санкция цели, ни ее добропорядочность еще ни мало не исключают возможной противозаконности средства, избираемого для достижения цели.
Обычно приводят пример из германской практики.
Врач, чтобы успокоить истерически возбужденную пациентку, вступил с нею в недозволенные сношения. Цель была достигнута, истерия, хотя бы временно, прошла, тем не менее врач был привлечен к ответственности за изнасилование и осужден.
Пробовали основывать врачебную деятельность на признанном со стороны государства профессиональном праве врача.
Государство уполномачивает врача на совершение всех действий, которые врачебная наука признает необходимыми. Теория такого автократического права врача с полной и неограниченной свободой действий по отношению к больному, конечно, неприемлема и не требует пояснений.
Точно также оказалась неприемлемой и теория конечного результата врачебной деятельности. Остроумной параллелью с портным, который непрерывно производит порчу чужого имущества, разрезая материю на части, протыкая ее иглой и т. д. раньше, чем получится хорошо сшитый фрак, пытались указать на нецелесообразность с юридической точки зрения рассмотрения отдельных фаз врачебного вмешательства, как моментов самостоятельных, и на необходимость оценки конечных результатов. Но, конечно, само собой понятно, что принятие теории конечного результата, как момента для определения юридической ответственности, парализовало бы всю врачебную деятельность, а между тем, как часто этот угол зрения выдвигается и сейчас.
К ней в известной степени примыкает довольно красивая, хотя и сложная теория психофизического блага бытия (проф. Мокринского); она рассматривает тоже итоговые конечные результаты врачебного действия.
Все эти теории с достаточной убедительностью говорят о том, как трудно подвести врачебное действие под определенную юридическую норму. Этим об‘ясняются и разные ответы на вопрос: нужны ли в законодательстве особые статьи по вопросу об ответственности врачей или не нужны? В одних государствах [до-революционная Россия, Австрия] уголовная ответственность врачей квалифицируется особо и выделяется в специальные статьи, в других (Германия, Франция, Бельгия) ответственность врачей конструируется на общих основаниях уголовной ответственности за неосторожные действия, результатом которых был вред здоровью или смерть. Но и наличие отдельных статей не исключало подведение действия врача под другие статьи действующего законодательства, так как само понятие о врачебных ошибках оставалось не точно установленным.
Если в тоже время мы сделаем анализ привлечений по общим уголовным законам по рубрике за неосторожное убийство, напр., во Франции, то там мы найдем и хирурга, сделавшего серьезную операцию для получения незначительных результатов, акушера, произведшего операцию отнятия ручки, не испытав ранее поворота, и хирурга, оперировавшего в нетрезвом состоянии, и врача, забывшего в рецепте указать способ его применения, и даже врача, неправильно указавшего последствия несчастного случая.
Не в том центр тяжести заключается, будет или не будет в законе отдельная статья по вопросу об ответственности врача, а в установлении ясного понимания вопроса о врачебной ошибке и твердом отграничении ее от всех других проявлений врачебной деятельности, могущих быть предметом судебного разбирательства.
Что такое врачебное действие?
Цель излечения сама по себе не оправдывает врачебного действия, и в этом ошибка теории Oppenheim’a, но, несомненно, цель излечения должна лежать в основе врачебного действия. Отнимите от врачебного действия эту цель, и как-бы по внешнему виду оно ни носило характер применения врачебных мер, оно не относится к профессиональной деятельности врача (операция для уклонения от военной службы).
Но одной этой благой цели мало для оправдания врачебного действия, оно должно еще совершаться средствами, признанными наукой или логически из нее вытекающими.
Таким образом, два момента определяют врачебное действие, как особую юридическую категорию: - во-первых, оно должно предприниматься в целях излечения больного, во-вторых, должно быть признано медицинской наукой или, покрайней мере, логически из нее вытекать.
Действия врача, не преследующего целей врачевания (оскопление, средства, примененные для целей не лечебных), не могут считаться неправильным врачеванием, ибо это не есть действие врачебное и должно рассматриваться, как обычное уголовно-наказуемое деяние. Точно так же не может считаться врачебным действием и подводиться под термин „неправильное врачевание" применение средств, из медицинской науки не вытекающих.
* От. 870 Уложения о наказаниях гласила: „когда медицинским начальством будет признано, что врач, оператор, акушер или повивальная бабка по незнанию своего искусства делают более или менее важные в оном ошибки, то им воспрещается практика, доколе они не выдержат нового испытания и не получат свидетельства в надлежащем знании дела“.
Под неправильным врачеванием (врачебная ошибка в собственном смысле этого слова) надо понимать такое врачебное действие, которое, имея своей целью излечение больного, черпая свой материал из средств, признанных наукой или логически из нее вытекающих, проводится в жизнь с явным незнанием врачебного искусства, обнаруживает невежество врача в области медицинской науки.
Согласно такому определению под термин „неправильное врачевание", „врачебная ошибка" подводится исключительно научное несовершенство врачебного действия. И это положение необходимо твердо и определенно установить, ибо в об‘единении всякого рода неправильностей в действиях врача (даже не во врачебном действии) коренится, на наш взгляд, источник всех недоразумений.
Насколько велика опасность такого смешения, видно из того, что даже заведующий экспертизой Наркомздрава д-р Лейбович, который, конечно, сам отлично знаком со всеми этими вопросами, тем не менее пишет в своей статье „Врачебные ошибки и незаконное врачевание" : „под врачебными ошибками (Kunstfehler) или лучше погрешностями следует понимать неправильные, небрежные, недобросовестные, неосторожные или невежественные действия и приемы в оказании медицинской помощи или ухода за больными, в результате коих явилось телесное повреждение, либо смерть больного, либо затяжка или ухудшение болезни, либо потеря благоприятного времени для правильного лечения".
Вполне очевидно, что здесь в одно понятие включены такие врачебные действия, которые, кроме общих последствий, ничего другого общего между собой не имеют. А это наиболее опасный путь (особенно в медицинском искусстве): обобщать явления по их последствиям.
Врачебная наука - не совершенна, и врач может допустить ошибку в силу именно несовершенства науки, т. е. врач может допустить такую ошибку, которую допустил бы каждый средний добросовестный врач.
Далее, врачебное искусство данного врача не совершенно; врач допустил, действуя вполне добросовестно, ошибку, которую знающий дело врач не допустит, т. е. врач допустил ошибку вследствие своего невежества.
В первом случае врач за несовершенство своей науки отвечать не может. Он не может отвечать по обычным уголовным статьям за свое невежество, и вполне логичен был молодой врач, который, будучи осужден за невежественное врачевание, собирался вчинить иск к университету, который плохо его учил и, выдав ему диплом (да еще по первому разряду), ввел его в заблуждение относительно его познаний. Такой врач может быть признан невеждой, но не членовредителем или убийцей. Каждый работник и в том числе, конечно, и врач, в случае допущения ошибок при отправлении своих обязанностей, может быть лишен по суду права заниматься своей профессией.
Таким образом Суд, признав, что инкриминируемое врачебное действие было предпринято в целях излечения, предъявляет эксперту следующие вопросы:

1. относится ли метод, примененный для лечения, к числу признанных наукой или логически из данных науки вытекающих?
2. относится ли примененный метод к числу применяемых при данной болезни, и, если он не применяется, то не является ли его применение недопустимым экспериментированием?
3. не обнаруживает ли применение этого метода незнакомство с основными научными данными и методами медицинской науки?

Сообразно ответам на эти вопросы Суд может признать наличие врачебной ошибки и в соответствии со степенью обнаруженного незнакомства врача с данными медицинской науки (третий вопрос предполагает ряд дополнительных разъясняющих вопросов) выносит свое постановление или о недопустимости дальнейшей врачебной деятельности (лишение права врачебной работы),
* Статья была помещена в „Рабочем Суде“ (1925 г. №23-24) и приведена здесь на стр. 58.
По газетным сообщениям, в Эривани слушалось дело д-ра Алтуняна, обвинявшегося в оперировании без соблюдения надлежащих правил пупочной грыжи трехмесячному ребенку и в впрыскивании ему большой дозы кокаина. Ребенок на следующий день скончался. Экспертами установлена нецелесообразность операции и неосторожное обращение врача при операции. Алтунян приговорен к шестимесячному заключению в исправдом с лишением права производства операций в течение трех лет. - К сожалению, нет подробного приговора. Повидимому, здесь судом признаны и халатность (заключение), и невежество (запрещение оперировать). Но через 3 года без перевыучки невежество не только не исчезнет, но может увеличиться, и в данном случае разграничение совершенной ошибки позволило бы яснее формулировать вторую часть приговора.
или об ограничении права врачебной деятельности (в медицинском деле такое ограничение представляется крайне затруднительным).
К группе врачебных ошибок в смысле неправильного врачебного действия тесно примыкает врачебная ошибка в смысле неосторожности при осуществлении врачебного действия.
Само по себе правильно задуманное врачебное действие может быть осуществлено данным врачем неправильно по недостаточному знакомству с научной методикой или проведено с несоблюдением необходимых мер предосторожности. Первое подводится под понятие „невежество врача" со всеми вытекающими последствиями, второе квалифицируется, как неосторожность.
Здесь возникает серьезный вопрос, отличается ли неосторожность, совершенная врачем, от неосторожности, допущенной любым другим гражданином; другими словами, должна ли существовать в Уголовном Кодексе специальная статья, предусматривающая такого рода профессиональную неосторожность?
Наш Уголовный Кодекс предусматривает два вида неосторожности: простую и квалифицированную, когда последствие неосторожного действия явилось результатом сознательного несоблюдения правил предосторожности (ст. 147 и ст. 154).
Существуют профессии, опасные сами по себе.
Если с одной стороны к лицам, занятым такой опасной профессией, закон должен предъявлять особо повышенные требования в смысле соблюдения правил предосторожности и строго карать сознательное несоблюдение их (повышение наказания по сравнению с другими гражданами), то простая неосторожность, тесно спаянная с самой профессией, не может быть подведена под общую статью и требует особого отражения в законе.
Пример. Шоффер уже в силу характера своей профессии находится под угрозой допущения неосторожных действий. Это, конечно, обязывает его к сугубой осторожности, к точному выполнению предписываемых законом мер предосторожности, и за нарушение предписанных правил шоффер, в случае несчастных последствий, подлежит усиленному наказанию. Но если им не допущено сознательного несоблюдения правил предосторожности, то его действия должны рассматриваться под иным углом зрения, чем действия гражданина, который допустил неосторожность не при исполнении опасной профессии. Точно также и профессия врача опасна сама по себе. Врач, допустивший неосторожное движение во время операции, перерезавший нерв и т. д., не может подлежать одинаковой ответственности с гражданином, который, играя револьвером, убил другого.
В нашем Уголовном Кодексе нет специальной статьи, карающей за „врачебные ошибки". В зависимости от характера „ошибки" и от последствий врачи привлекаются к ответственности либо за неосторожное убийство или увечье (ст. .147 и ст. 154), либо подводятся под статью о небрежности и халатности (ст. 108). Между тем неосторожность при осуществлении врачебного действия не может квалифицироваться, как неосторожное убийства и не является небрежностью.
Казалось бы необходимым ввести в Уголовный Кодекс статью, которая предусматривала бы особый вид неосторожности, возможной при отправлении опасной профессии, статью общую о профессиональной неосторожности... Это было бы желательно по многим соображениям, это уточнило бы квалификацию, явилось бы обязательством для постановки экспертизе соответствующего вопроса и облегчило бы положение судей.
Здесь экспертиза должна дать суду ответ по следующим вопросам:

1. Применен ли метод лечения lege artis (с соблюдением мер предосторожности)?
2. Если допущена ошибка в смысле неосторожности, то относится ли эта ошибка к числу допустимых, т. е. к числу таких, которые возможны при принятии обычных в таких случаях мер предосторожности?

Неосторожность в профессиональной работе, как она выяснена выше, никоим образом не следует смешивать с небрежностью. Перепутанная склянка и вызванное этим отравление, забытый в брюшной полости пинцет или тампон, не снятый во-время карболовый компрес и т. д. - результат небрежного отношения к своим обязанностям (халатности), и эти действия подлежат соответствующей квалификации. При этом, конечно, безразлично, совершены ли эти действия врачем, находящимся на государственной службе, или эти действия допущены в частной практике - изменяться от этого квалификация не должна.
Необходимость более точного в смысле юридическом разграничения врачебной ошибки в собственном смысле слова от небрежности (халатности) может быть иллюстрирована таким примером (случай, недавно имевший место в Ленинграде).
К врачу X., принимающему в амбулатории по внутренним болезням (одновременно врач квартирной помощи, несущий дежурство в определенные дни), во время амбулаторного приема обратился гражданин с просьбой принять больного ребенка. Несмотря на то, что врач не вел приема по детским болезням и формально мог отказать в приеме, он ребенка принял, определил наличие насморка и кашля и выписал доверов порошек. Через 8 дней отец вновь привел ребенка на прием к этому врачу, при чем у ребенка была рвота; врач выписал салол. Через 3 дня отец пришел с сообщением, что ребенку хуже, и врач навестил его на квартире, где констатировал отеки и, заподозрив нефрит, решил отправить в больницу, но предварительно просил доставить ему на дом для исследования мочу больного. При первом исследовании белка не оказалось. Врач просил доставить еще одну порцию, в ней обнаружил белок и обещал в этот день зайти к больному. До вечера он не навестил больного, а, придя в амбулаторию, узнал, что к ребенку вызван дежурный врач квартирной помощи, и потому врач X. не навестил ребенка. Врач квартирной помощи констатировал нефрит на почве скарлатины (явления шелушения на руках) и отправил больного в больницу, где он через два дня скончался.
Врач X. был привлечен к ответственности по 108-й статье Угол. Кодекса (халатность при исполнении служебных обязанностей).
С чем здесь мы имеем дело? Была ли здесь врачебная ошибка (неправильная постановка диагноза), небрежное отношение к своим обязанностям (невнимательное, по заявлению отца, отношение к больному) или оставление больного в беспомощном состоянии (зная о тяжелом положении больного, врач X. с утра до вечера не навестил его)?
Только разграничив этот случай квалификационно, можно получить более или менее точный ответ не только о виновности, но и о характере этой виновности.
На первый взгляд о небрежном отношении к своим профессиональным обязанностям как-будто трудно говорить: врач принимает больного, несмотря на то, что формально мог отказаться от приема, отослав к врачу по детским болезням, врач навещает больного на дому, хотя не несет в это время дежурства по квартирной помощи, врач берет мочу для исследования к себе на дом, желая подойти точнее к постановке диагноза.
Как-будто к самому случаю, к больному врач отнесся внимательно.
Но врач неправильно поставил диагноз, не учел, повидимому, всех признаков, могущих служить для выяснения диагноза, т. е. допустил врачебную ошибку. Тут момент халатности отпадает: быстро или длительно он осматривал больного, тщательно или не тщательно, но он допустил врачебную ошибку. И здесь экспертизе должен быть поставлен определенный вопрос: мог ли средний врач при особенностях течения скарлатины, с одной стороны (скарлатина без сыпи), и при существующих методах диагностирования, с другой, не поставить в данном случае определенного диагноза.
При отрицательном ответе экспертизы (диагноз мог быть поставлен) врач должен отвечать, как за врачебную ошибку, и сообразно степени обнаруженного им невежества подвергнут тому или другому правоограничению.
При положительном ответе экспертизы мог возникнуть только третий вопрос - об отказе в оказании медицинской помощи, при чем это имело опасные для больного последствия (ст. 165 часть 2-ая). Этот вопрос разрешается уже в зависимости от обстоятельств дела.
При таком анализе и разграничении врачебной ошибки от халатности экспертизе будут пред‘явлены соответствующие вопросы, и выявится резче четкость судебного решения.
Вопросы эти могут быть сведены к следующим:

1. имелась ли на лицо неосторожность или небрежность (халатность)?
2. если имелась на лицо небрежность, не повлекшая, однако, последствий, то в какой мере эта небрежность таила в себе опасность и именно каких последствий?

Таково то основное ядро в вопросе об ответственности врачей в их профессиональной деятельности, которое, на наш взгляд, должно быть точно юридически оформлено (путем ли создания соответствующих статей в Кодексе или путем инструктирования со стороны Верховного Суда).
Если в крупных центрах при наличии квалифицированных судебных работников и экспертов все дела такого рода разрешаются с сугубой осторожностью (из числа 74 возбужденных дел по обвинению врачей до суда дошло только 14, остальные были прекращены в стадии предварительного следствия), то для провинции внесение точности в эти вопросы представляется крайне желательным.
Сущность изложенного сводится к следующему. Необходимо установить точное понятие неправильного врачевания (врачебной ошибки). В основе врачебной ошибки лежит или невежество, или неосторожность. Определенное по суду невежество должно влечь за собою лишение диплома или ограничение в занятии определенной медицинской отраслью (дело врача Шпунтина, не соответствовавшего своему назначению завед. гинекологическим отделением). Определенная по суду неосторожность должна быть дифференцирована: медицинского характера неосторожность при соблюдении всех обычных мер предосторожности (профессиональная неосторожность) и неосторожность в смысле несоблюдения обычных мер предосторожности, указанных наукой (квалифицированная неосторожность). Неосторожность в самом врачебном действии никоим образом не должна смешиваться с небрежностью (халатностью), к врачебной ошибке непосредственного отношения не имеющей.
В основу понятия врачебной ошибки (неправильного врачевания) кладется врачебное действие, как особое правоотношение, возникающее между двумя лицами: лицом лечащим и лицом, подвергающимся лечению. Это правоотношение нельзя квалифицировать, как договорное (пациент не вправе выбирать желательные ему способы лечения, указывать врачу, чтобы его лечили так, а не иначе), они - особой юридической природы. Они могут возникнуть на основании самых разнообразных фактов. Наиболее частый случай возникновения этого правоотношения представляет собою, конечно, из‘явление согласия больного подчиниться лечению. Но возможны и другие основания. Так, правоотношение может возникнуть просто на основании фактического положения вещей: врач подает помощь при внезапном заболевании или когда застает больного в бессознательном состоянии, врач военного ведомства и т. д.
Поэтому вопрос о роли согласия больного, как юридическом моменте, не может быть поставлен в абсолютной форме, и отсутствие его не может быть основным условием ответственности врача.
Врач отвечает, если при применении врачебного действия на почве создавшихся правоотношений он в целях лечения применил средства, не признанные наукой или из данных науки не вытекающие, или если он произвел врачебное действие без соблюдения указанных наукой мер предосторожности.
Здесь в самом процессе разбора может возникнуть ряд побочных вопросов: о применении средств, недостаточно аппробированных наукой (медицина - наука экспериментальная, и проверка на людях - могучий рычаг в деле обогащения медицины новыми средствами), или, наоборот, о неприменении средств, как бы общепринятых в науке (напр., врач относится скептически к серотерапии и не применил противодифтерийной сыворотки).
Не разбирая детально этих интересных вопросов, надо сказать, что в целях избежания, с одной стороны, вакханалии experimenti causa, с другой, чтобы не узаконивать необоснованный скептицизм, следует и в том, и другом случае настаивать на соблюдении известной осторожности, и такой осторожностью является консультативная деятельность. Во французской уголовной практике мы имеем случай привлечения к ответственности врачей, которые в трудном и серьезном случае при наличии возможности не обратились к консультанту.
В дореволюционном законодательстве в Уставе Врачебном была статья 82: „оператор, призванный к больному, над которым нужно сделать операцию, буде время и обстоятельства терпят, не должен совершать оную без советов и присутствия других врачей, а особливо при важных случаях".
Статья эта не корреспондировала ни с одной статьей Уголовного Уложения, и поэтому являлась только пожеланием законодателя.
Из изложенного ясна трудность выявления формы незакономерности врачебного деяния, но, конечно, эта трудность вовсе не исключает, как правильно указывает тов. Беляков, ответственности врача. Но он прав и тогда, когда в другом месте той же статьи говорит: „при привлечении врача к ответственности необходима сугубая осторожность".
Эта осторожность достигается единым языком у судебных работников и врачей экспертов, совместной разработкой вопросов, относящихся к ответственности врача в его профессиональной деятельности в целях уточнения юридической квалификации в этой области.
Только такой совместной работой удастся создать общественное мнение вокруг работы врачей, которое даст врачам возможность спокойной работы, а населению доверие к врачебным действиям. Для такой совместной работы есть много назревших вопросов.
Г. Дембо.

Руководствуясь клятвой Гиппократа, принципами гуманизма и милосердия, документами Всемирной Медицинской Ассоциации по этике и законодательством РФ в части права граждан на охрану здоровья и медицинскую помощь, декларируя определяющую роль врача в системе здравоохранения, учитывая особый характер взаимоотношений врача с пациентом и необходимость дополнить механизмы правового регулирования этих отношений нормами врачебной этики, декларируя, что каждый врач несет моральную ответственность перед медицинским сообществом за свою врачебную деятельность, а медицинское сообщество несет ответственность за своих членов перед обществом в целом, Ассоциация врачей России принимает настоящий Этический Кодекс российского врача.

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ (ВРАЧ И ОБЩЕСТВО)

Статья 1

Главная цель профессиональной деятельности врача - сохранение жизни человека и улучшение ее качества путем оказания ургентной, плановой и превентивной медицинской помощи.

Врач обязан быть постоянно готов оказать ургентную медицинскую помощь любому человеку вне зависимости от пола, возраста, расовой и национальной принадлежности пациента, его социального статуса, религиозных и политических убеждений, а также иных немедицинских факторов, включая материальное положение. Предложение безвозмездной помощи неимущему этично и оправдано.

Врач должен всеми легальными способами способствовать делу охраны здоровья населения, в том числе, осуществляя просветительскую деятельность по вопросам медицины, гигиены, экологии и культуры общения.

Врач не может присутствовать при смертной казни и пытке, ни, тем более, участвовать в них. Врач не может ни санкционировать, ни оставить без внимания любые формы проявления жестокости или унижения человеческого достоинства.

Статья 2

Главное условие врачебной деятельности - профессиональная компетентность врача: его специальные знания и искусство врачевания.

Врач должен активно стремиться к углублению своих знаний, памятуя, что качество медицинской помощи не может быть выше полученного образования.

Именно профессиональная компетентность, наряду с гуманистической нравственной позицией, предполагающей высокую требовательность к себе, способность признавать и исправлять собственные ошибки, дает врачу право на самостоятельное принятие медицинских решений.

Недопустимо причинение вреда пациенту, нанесение ему физического, нравственного или материального ущерба ни намеренно, ни по небрежности. Врач не вправе безучастно относиться и к действиям третьих лиц, причиняющих такой ущерб.

Врач обязан сопоставить потенциальную пользу с возможными осложнениями от вмешательства, особенно если обследование или лечение сопряжены с болью, применением мер принуждения и другими тягостными для пациента факторами. Лекарство не должно быть горше болезни!

Статья 4

Злоупотребление знаниями и положением врача несовместимо с врачебной профессией.

Врач не вправе: - использовать свои знания и возможности в негуманных целях. - без достаточных оснований применять медицинские меры или отказывать в них. - использовать методы медицинского воздействия на пациента с целью его наказания, а также в интересах третьих лиц.

Врач не вправе навязывать пациенту свои философские, религиозные и политические взгляды. Личные предубеждения врача и иные непрофессиональные мотивы не должны оказывать воздействия на диагностику и лечение.

Врач, пользуясь своим положением лечащего или психической несостоятельностью пациента, не имеет права заключать с ним имущественные сделки, использовать в личных целях его труд, вступать с пациентом в интимную связь, а также заниматься вымогательством и взяточничеством.

Врач вправе принять благодарность от пациента и его близких.

Статья 5

Врач обязан быть свободным.

Право и долг врача - хранить свою профессиональную независимость. Во время войны и мира, оказывая медицинскую помощь новорожденным и старикам, военнослужащим и гражданским лицам, руководителям высшего ранга и лицам, содержащимся под стражей, врач принимает на себя всю полноту ответственности за профессиональное решение, а потому обязан отклонить любые попытки давления со стороны администрации, пациентов или иных лиц.

Врач должен отказаться от сотрудничества с любым физическим или юридическим лицом, если оно требует от него действий, противоречащих этическим принципам, профессиональному долгу или закону.

Участвуя в экспертизах, консилиумах, комиссиях, консультациях и т.д., врач обязан ясно и открыто заявлять о своей позиции, отстаивать свою точку зрения, а в случаях давления на него - прибегать к юридической и общественной защите.

Статья 6

Врач отвечает за качество медицинской помощи.

Врач должен приложить все усилия, чтобы качество оказываемой им помощи было

на самом высоком уровне.

Оценивать качество оказываемой врачом медицинской помощи могут только коллеги, аккредитованные врачебной ассоциацией.

Статья 7

Врач имеет право отказаться от работы с пациентом.

Врач может отказаться от работы с пациентом, перепоручив его другому специалисту в следующих случаях:

Если чувствует себя недостаточно компетентным, не располагает необходимыми техническими возможностями для оказания должного вида помощи;

Данный вид медицинской помощи противоречит нравственным принципам врача;

Врач не в состоянии установить с пациентом терапевтическое сотрудничество.

ВРАЧ И ПРАВА ПАЦИЕНТА

Статья 8

Врач и право пациента на свободу и независимость личности.

Врач должен уважать честь и достоинство пациента. Грубое и негуманное отношение к пациенту, унижение его человеческого достоинства, а также любые проявления превосходства или выражение кому-либо из пациентов предпочтения или неприязни со стороны врача недопустимы.

Врач должен оказывать медицинскую помощь в условиях минимально возможного стеснения свободы пациента, а в случаях, по медицинским показаниям требующих установления контроля за поведением пациента, строго ограничивать вмешательство рамками медицинской необходимости.

При возникновении конфликта интересов пациент-общество, пациент-семья и т.п. врач

обязан отдать предпочтение интересам пациента, если только их реализация не причиняет прямого ущерба самому пациенту или окружающим.

Статья 9

Врач и право пациента на адекватную информацию о своем состоянии.

Врач должен строить отношения с пациентом на основе взаимного доверия и взаимной ответственности, стремясь к «терапевтическому сотрудничеству», когда пациент становится терапевтическим союзником врача. В оптимистичном ключе и на доступном для пациента уровне следует обсуждать проблемы его здоровья, разъяснять план медицинских действий, дать объективную информацию о преимуществах, недостатках и цене существующих методов обследования и лечения, не приукрашивая возможностей и не скрывая возможных осложнений. Врач не должен обещать невыполнимое и обязан выполнять обещанное.

Если физическое или психическое состояние пациента исключает возможность доверительных отношений, их следует установить с его законным представителем, родственником или другим близким лицом, позиция которого, с точки зрения врача, в наибольшей степени соответствует интересам пациента.

Статья 10

Врач и право пациента на получение медицинской помощи, не ограниченной какими-либо посторонними влияниями.

При оказании медицинской помощи врач должен руководствоваться исключительно интересами пациента, своими знаниями и личным опытом. Никакие вмешательства во взаимоотношения врач-пациент вообще и в лечебный процесс в частности, иначе чем по просьбе врача, недопустимы.

Не может быть никаких ограничений права врача на выписку любых препаратов и назначение любого лечения, адекватного с точки зрения врача и не противоречащего современным медицинским стандартам. Если необходимый с точки зрения врача вид помощи в настоящий момент недоступен по каким-либо причинам, врач обязан известить об этом больного или его родственников и в обстановке «терапевтического сотрудничества» принять решение о дальнейшей лечебной тактике.

При возникновении профессиональных затруднений врач обязан немедленно обратиться за помощью.

Статья 11

Врач и право пациента согласиться на лечение или отказаться от него.

Информированное, осознанное и добровольное согласие пациента на медицинскую помощь вообще и любой конкретный ее вид в частности есть не спонтанное волеизъявление пациента, а результат эффективного терапевтического сотрудничества.

Поведение врача должно способствовать развитию у пациента чувства ответственности за свои поступки. Отказ вменяемого пациента от медицинской помощи, как правило, есть результат отсутствия терапевтического сотрудничества между врачом и пациентом, а потому всегда остается на совести врача.

Добровольный отказ пациента от медицинской помощи или отдельного ее вида должен быть столь же осознанным, как и согласие на нее.

Никакое медицинское вмешательство не может быть произведено без согласия пациента, кроме особых случаев, когда:

Тяжесть физического или психического состояния не позволяет пациенту принять осознанное решение,

Пациент является источником опасности для окружающих. В таких случаях применение врачом недобровольных мер необходимо и этично.

В случаях, когда на врача возлагается осуществление принудительного обследования или лечения, он может осуществлять эти меры только в строгом соответствии с требованиями законодательства. Врач не имеет права выполнять лечебные действия с использованием мер принуждения, если не находит к этому медицинских показаний. О мотивах своего отказа он обязан информировать орган, принявший решение о принудительном лечении.

Статья 12

Врач и право пациента на физическую и психическую целостность личности.

Во всех случаях неоспоримо право пациента на физическую и психическую целостность личности, а посягательство на него недопустимо.

Только в интересах лечения пациента этично и допустимо осуществлять вмешательства, способные повлечь ухудшение его физического или психического состояния.

Изъятие с недиагностической и нелечебной целью любых протезов, органов, тканей и сред организма, включая абортивный материал, ткани и среды, отторгаемые в процессе родов, может производиться только с письменного согласия пациента или его законного представителя. Это положение действует и после смерти пациента.

Статья 13

Врач и право пациента на соблюдение врачебной тайны.

Пациент вправе рассчитывать на то, что врач сохранит в тайне всю медицинскую и доверенную ему личную информацию. Врач не вправе разглашать без разрешения пациента или его законного представителя сведения, полученные в ходе обследования и лечения, включая и сам факт обращения за медицинской помощью. Врач должен принять меры, препятствующие разглашению медицинской тайны. Смерть пациента не освобождает от обязанности хранить медицинскую тайну.

Разглашением тайны не являются случаи предоставления или передачи медицинской информации:

С целью профессиональных консультаций.

С целью проведения научных исследований, оценок эффективности лечебно-оздоровительных программ, экспертизы качества медицинской помощи и учебного процесса.

Когда у врача нет иной возможности предотвратить причинение серьезного ущерба самому пациенту или окружающим лицам.

По решению суда.

Если действующее законодательство предусматривает необходимость разглашения медицинской тайны в иных случаях, то врач может быть освобожден от этической ответственности. Во всех перечисленных случаях врач должен информировать пациента о неизбежности раскрытия информации и, по возможности, получить на это его согласие.

Статья 14

Врач и право пациента на достойную смерть.

Эвтаназия, как акт преднамеренного лишения жизни пациента по его просьбе, или по просьбе его близких, недопустима, в том числе и в форме пассивной эвтаназии. Под пассивной эвтаназией понимается прекращение лечебных действий у постели умирающего больного.

Врач обязан облегчить страдания умирающего всеми доступными и легальными

способами.

Врач обязан гарантировать пациенту право по его желанию воспользоваться духовной поддержкой служителя любой религиозной конфессии.

Секционное исследование разрешается только в том случае, если семья умершего активно не возражает против его проведения, за исключением случаев, предусмотренных законодательством.

Статья 15

Врач и право пациента на свободный выбор врача.

Врач не вправе препятствовать пациенту, решившему доверить свое дальнейшее лечение другому врачу.

ОТНОШЕНИЯ С КОЛЛЕГАМИ И ДРУГИМ МЕДИЦИНСКИМ ПЕРСОНАЛОМ

Статья 16

Врач обязан поддерживать честь и благородные традиции медицинского сообщества.

В течение всей жизни врач обязан сохранять уважение, благодарность и обязательства по отношению к тому, кто научил его врачебному искусству.

Врач обязан делать все от него зависящее для консолидации врачебного сообщества, активно участвовать в работе врачебных ассоциаций, защищать честь и достоинство коллег, как свои собственные, не применять диагностические и лечебные методы, осужденные ассоциацией врачей.

Моральная обязанность врача блюсти чистоту рядов врачебного сообщества, беспристрастно анализировать ошибки своих коллег, как свои собственные, активно препятствовать практике бесчестных и некомпетентных коллег, а также различного рода непрофессионалов, наносящих ущерб здоровью пациентов.

Статья 17

По отношению к коллегам врач должен вести себя так, как хотел бы, чтобы они вели себя по отношению к нему.

Во взаимоотношениях с коллегами врач обязан быть честен, справедлив, доброжелателен, порядочен, должен с уважением относиться к их знаниям и опыту, а также быть готовым бескорыстно передать им свой опыт и знания.

Моральное право руководства другими врачами и персоналом дает не административное положение, а более высокий уровень профессиональной и нравственной компетентности.

Критика в адрес коллеги должна быть аргументированной и неоскорбительной. Критике подлежат профессиональные действия, но не личность коллег.

Недопустимы попытки укрепить собственный авторитет путем дискредитации коллег. Врач не имеет права допускать негативные высказывания о своих коллегах и их работе в присутствии пациентов и их родственников.

Врач не может переманивать пациентов у своих коллег. Предложение безвозмездной медицинской помощи коллегам и их близким родственникам - этично и гуманно.

ВРАЧ И ПРОГРЕСС МЕДИЦИНЫ

Статья 18

Любое исследование с участием пациента может проводиться только с его согласия и при условии одобрения этического комитета.

Планируя эксперимент с участием пациента, врач обязан тщательно сопоставить степень риска причинения ущерба пациенту и возможность достижения предполагаемого положительного результата.

Врач, проводящий исследование, обязан руководствоваться приоритетом блага пациента над общественной пользой и научными интересами.

Испытания и эксперименты могут проводиться лишь при условии получения добровольного согласия пациента после предоставления полной информации.

Проводящий исследование врач, обязан гарантировать право пациента на отказ от участия в исследовательской программе на любом ее этапе и по любым мотивам. Этот отказ ни в коей мере не должен отрицательно влиять на отношение к пациенту и оказания ему в дальнейшем медицинской помощи.

Статья 19

Врач должен соблюдать крайнюю осторожность при практическом применении новых для него методов.

Новые медицинские технологии или препараты могут применяться во врачебной практике только после одобрения медицинской ассоциацией.

ПРЕДЕЛЫ ДЕЙСТВИЯ ЭТИЧЕСКОГО КОДЕКСА, ПОРЯДОК ЕГО ПЕРЕСМОТРА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ЕГО НАРУШЕНИЯ

Статья 20

Действие этического кодекса.

Настоящий кодекс действует на всей территории России для всех врачей, являющихся членами врачебных объединений, входящих в Ассоциацию врачей России.

Статья 21

Ответственность за нарушение профессиональной этики определяется уставами территориальных и профильных ассоциаций врачей.

Первый судья врача - собственная совесть. Второй - медицинское сообщество, которое в лице врачебной ассоциации имеет право наложить на нарушителя взыскание в соответствии со своим уставом и иными документами.

Если нарушение этических норм одновременно затрагивает и положения действующего законодательства Российской Федерации, врач несет ответственность по закону.

Статья 22

Пересмотр и толкование Этического Кодекса.

Право пересмотра Этического кодекса и толкования его положений принадлежит Ассоциации врачей России. Порядок пересмотра Кодекса определяется решением Совета Ассоциации врачей России.

В конкретных ситуациях может выясниться, что те или иные положения Кодекса допускают неоднозначное толкование. Столкнувшаяся с этим ассоциация врачей, оформляет свое толкование решением этического комитета или конференции. Толкование приобретает законную силу после утверждения его в качестве дополнения к Этическому Кодексу Ассоциацией врачей России.

В истории человечества в процессе ведения войны люди неоднократно пытались смягчить ее ужасы и уменьшить разрушительный характер. Длительное время зги попытки не давали ощутимых результатов.

Перелом наступил в XIX веке. Общество, наконец, осознало, что на войне большинство личного состава армии гибнет не от оружия противника, а от оставления раненых без всякой помощи, от болезней. Так, начиная в 1854 г. Крымскую войну, франко-английские войска вообще не имели военно-медицинской службы. В итоге из 300 тысяч человек этой армии 83 тысячи умерли от болезней. В среднем в военных кампаниях того времени убитые на поле боя составляли около одной четверти от общего числа погибших. Остальные умирали от ран, болезней, отсутствия ухода.1 Один из таких эпизодов, на этот раз франко-итало-австрийской войны, произвел неизгладимое впечатление на швейцарца Анри Дюнана: он увидел поле сражения при местечке Сольферино (1859 г.). К концу сражения на ночном поле осталось 6000 убитых и 36 000 раненых. Многие из раненых могли быть спасены, если бы им оказали квалифицированную помощь. Но их просто бросили в поле. Потрясенный Дюнан написал книгу «Воспоминания о Сольферино», в которой, в частности, содержалось предложение созвать международную конференцию государств для обсуждения вопроса о создании обществ помощи раненым. Книга Дюнана вызвала широкий резонанс. В 1863 г. Дюнан, Дюфур, Муанье, Аппиа и Монуар основали Международный комитет помощи раненым, более известный как «Комитет пяти», который явился предшественником Международного Комитета Красного Креста.

1 См.: Пустогаров В.В. Международное гуманитарное право. Учебное пособие. -М.: Институт государства и права РАН, 1997. -С. 5

Международный комитет признавал необходимым добиваться предоставления нейтрального статуса как раненым - жертвам военных

действий, которые больше не участвуют в сражении (и поэтому больше не могут рассматриваться как «противники»), так и персоналу, который оказывает им помощь, с тем чтобы дать ему возможность выполнять свою гуманную задачу. Рожденная на поле боя идея, вдохновлявшая основателей Движения Красного Креста, была вызвана к жизни стремлением облегчить человеческие страдания путем оказания помощи и обеспечения ухода за ранеными и больными, в чем, собственно, и состоит задача врача.

Роль, которую выполняют медицинские работники, всегда признавалась Красным Крестом в высшей степени важной, и с самого начала он позаботился о том, чтобы такие лица, призванные оказывать помощь раненым и больным на поле боя, пользовались тем же покровительством и защитой, что и священнослужители. Задачу, которую выполняют последние, можно считать дополнительной по отношению к задачам медицинского персонала, ведь священнослужители дают последнее напутствие умирающим.

Положения МГП защищают медицинских работников, чьи услуги необходимы во время вооруженных конфликтов, если: на территории их страны идет внутренний конфликт; их страна вовлечена в вооруженный конфликт с другой страной; их страна частично или полностью оккупирована другой страной или же их Национальное общество Красного Креста или Красного Полумесяца, или их страна, сохраняя нейтралитет, принимают решение предоставить медицинский персонал в распоряжение одной из воюющих сторон или МККК.1

См.: Баччино-Астрада А. Права и обязанности медицинского персонала в вооруженных конфликтах (Руководство). -М.: МККК, 1995. -С. 14 2 См.: Конвенция об облегчении участи раненых во время войны, заключенная в Женеве 10 августа 1864 г. См.: Гефтер А.В. Указ. сочинение. -С. 98-100 Приложений

В 1864 г. в Женеве была подписана Конвенция об улучшении участи раненых на поле боя2, которую принято считать началом становления МГП.

Российский юрист Ф.Ф. Мартене, анализируя нормы Женевской конвенции 1864 г., особо выделял в них те, которые касались медицинского персонала. По его словам, именно медицинский персонал занимает особое положение и охраняется Женевской конвенцией 1864 года.1

Женевская конвенция 1864 г., впервые закрепившая особый правовой статус медицинского персонала, устанавливала, что походные лазареты и постоянные военные госпитали, учрежденные правительством, обществом или частными лицами, считаются неприкосновенными и пользуются уважением и покровительством со стороны воюющих, пока в них находятся раненые и больные. Неприкосновенность распространялась также на весь медицинский персонал этих учреждений, включая сестер милосердия, священников и прислугу, в течение всего времени исполнения ими своих обязанностей, и даже когда место их нахождения переходило во власть неприятеля. В последнем случае время и способ их возвращения в армию, при которой они состояли, зависел от решения главнокомандующего. Неприятель должен был равным образом возвращать имущество походных лазаретов, однако захваченное им имущество постоянных военных госпиталей оставалось в его пользу. От насилия охранялись, кроме того, все жители неприятельской страны, оказывавшие помощь раненым и больным. В то время действовало правило, согласно которому дом, в который принимался раненый или больной, был свободен от постоя, а хозяин - от военной контрибуции.

Мартене Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. -С. 545

См.: Пустогароа В.В. Проблемы международного гуманитарного права // Государство и право. -1997. -№ 9. -С. 70

Женевская конвенция 1864 г. быстро показала свою эффективность. Первым вооруженным конфликтом, в котором обе стороны придерживались ее положений, была сербско-болгарская война 1885 г. Смертность в ней от ран и болезней составила 2%.2

С другой стороны, постановления Женевской конвенции 1864 г. очень скоро вызвали различные недоразумения, объясняющиеся недостатками ее редакции. Ф.Ф. Мартене писал по этому поводу: «Согласно Конвенции, те лазареты и госпитали, которые охраняются военною силою, не пользуются неприкосновенностью... Но, очевидно, ни один лазарет не может обойтись в военное время без стражи».1

С целью совершенствования Женевской конвенции 1864 г. в 1868 г. в Женеве собралась новая конференция, которая выработала проект дополнительных постановлений из 15 статей, 10 из которых касались ухода за ранеными на море.2 В этих статьях признавалась неприкосновенность тех мелких судов, которые во время сражения и после должны были спасать погибающих и раненых; равным образом - медицинского персонала на взятых неприятельских военных кораблях и торговых судов, эвакуирующих раненых. Однако вышеуказанные «дополнительные постановления» не были подписаны державами и обязательной силы не имели. Более того, состоявшиеся в 1884 г. в Женеве, в 1887 г. в Карлсруэ и в 1892 г. в Риме конференции Красного Креста ничем не дополнили Женевскую конвенцию 1864 г. Лишь в 1899 и 1907 гг. Первая, а затем Вторая Гаагские конференции мира смогли реализовать небольшую часть этих положений в принятых конвенциях.

Мартене Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. -С. 546

Проект дополнительных статей к Женевской конвенции 10 августа 1864 г. для облегчения участи раненых во время войны, составленный в Женеве 8 октября 1868 г. См.: Гефтер А.В. Указ. сочинение. -С. 101-104 Приложений

В упоминавшемся Проекте международной конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подготовленном Ф.Ф. Мартенсом после Брюссельской конференции 1874 г. отмечалось, что «духовные лица, врачи, аптекари и фельдшеры, а также весь вообще личный врачебный и вспомогательный состав военных госпиталей и походных лазаретов, не подлежат военному плену и пользуются правом нейтральности, если не принимают активного участия в военных действиях» (ст. 38)."

Необходимо особо отметить появление в 1906 г. Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, нормы которой знаменовали собой значительный шаг в развитии МГП. Так, ст. IX данной Конвенции, говорившая о защите медицинского персонала и духовенства, постановила, что данные лица должны пользоваться покровительством и не могут считаться военнопленными.2 По какой-то причине принятая в следующем году Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны не закрепила в своих нормах эту новеллу (напомним, что ст. Ш Положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. гласит о том, что как сражающиеся, так и несражающиеся пользуются правом военного плена).

1 Проект международной конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. См.: Мартене Ф.Ф. Восточная война и Брюссельская конференция 1874-1878 гг. -С. 1112 Приложений

2 Женевская конвенция для улучшения участи раненых и больных в действующих армиях от 23 июня 1906 г. См.: Лист Ф. Указ. сочинение. -С. LXXXV7I-XCIV Приложений

Следующий существенный шаг в развитии норм МГП о статусе медицинского персонала был сделан Женевскими конвенциями 1949 г., которые расширили пределы защиты медицинского персонала. Они распространили ее на административный персонал, специально подготовленных санитаров из воинских подразделений, предназначенных для подбирания, транспортировки или лечения раненых (ст.ст. 24-25 Первой конвенции). В Конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях повторяется положение о том, что постоянные санитарные учреждения и подвижные санитарные формирования не могут ни при каких обстоятельствах быть подвергнуты нападению. В то же время данная Конвенция устанавливает, что личный персонал санитарных учреждений может быть вооружен для самообороны и защиты раненых и больных (ст. 22). Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море призвана учесть специфику войны на море. Ст. 33 закрепляет, что госпитальные суда пользуются таким же покровительством и "* защитой, как и наземные санитарные учреждения, а торговые суда,

превращенные в госпитальные, остаются таковыми до конца военных действий. Еще более важно, что Конвенция о защите гражданского населения во время войны установила покровительство над гражданскими больницами, включая весь их персонал (ст. 20).

Очередным этапом развития норм МГП о статусе медицинского персонала стало принятие в 1977 г. Дополнительного протокола I, призванного подтвердить и развить положения Женевских конвенций 1949 г.

Одной из основных новелл Протокола I стало распространение особой защиты на гражданский медицинский персонал, гражданские санитарно-транспортные средства и гражданские медицинские объекты, в результате чего медицинская помощь жертвам войны значительно улучшилась. Это, по мнению Р. Козирника, служит хорошей иллюстрацией значительного шага вперед, сделанного благодаря Протоколу I, ибо он предусматривает расширение общей категории лиц и имущества, находившихся под покровительством Женевской конвенции 1864 г.1

Дополнительный протокол I довольно подробно регламентирует правовое положение медицинского персонала в период вооруженных конфликтов. Прежде всего, в ст. 8 Протокола впервые дается определение «медицинский & персонал», под которым понимаются лица, назначенные стороной,

находящейся в конфликте, исключительно для медицинских целей (розыск, подбирание, транспортировка, установление диагноза или лечения, включая оказание первой помощи, а также профилактика заболеваний), для административно-хозяйственного обеспечения медицинских формирований или для работы на санитарно-транспортных средствах и для их административно-технического обеспечения. Данный термин включает в себя: 1) военный и гражданский медицинский персонал стороны, находящейся в конфликте, а также персонал, приданный организациям гражданской обороны; 2) медицинский персонал национальных обществ Красного Креста и других национальных добровольных обществ помощи, должным образом признанных и уполномоченных стороной, находящейся в конфликте; 3) медицинский персонал нейтрального государства или государства, не являющегося стороной в конфликте; медицинский персонал признанного и уполномоченного общества помощи такого государства; медицинский персонал беспристрастной международной гуманитарной организации.

Как закреплено ст. 8 Дополнительного протокола I, медицинский персонал может быть гражданским или военным, но гражданский персонал пользуется защитой, предоставляемой МГП медицинскому персоналу только в том случае, если он получил назначение от находящейся в конфликте стороны, к которой он принадлежит. Таким образом, гражданский врач, продолжающий практиковать в ходе вооруженного конфликта и не получивший конкретного назначения от своей страны, не включается в состав медицинского персонала по смыслу МГП. Это ограничение объясняется тем, что медицинский персонал пользуется особыми привилегиями и, поскольку воюющая держава несет ответственность за любые возможные злоупотребления, она должна осуществлять четкий контроль за лицами, которым предоставлены эти привилегии.

Весь персонал, чья работа необходима для обеспечения эффективной помощи раненым и больным, пользуется защитой как медицинский персонал все то время, пока он находится в составе медицинской службы. Таким образом, эта категория может включать, например, госпитального повара, администратора или механика, обслуживающего медицинский транспорт. Вместе с тем многие из прав, которые предоставлены медицинскому персоналу, и возложенных на него обязанностей относятся непосредственно к медицинским работникам в прямом смысле слова.

Назначение медицинского персонала может быть как постоянным, так и временным.

Постоянными являются медицинские формирования, медицинский персонал и санитарно-транспортные средства, которые предназначаются исключительно для медицинских целей на неопределенный период времени.

Временными являются медицинские формирования, медицинский персонал и санитарно-транспортные средства, которые привлекаются исключительно для медицинских целей на ограниченные периоды времени в течение всего срока таких периодов.

Важно иметь в виду, что как при определенной, так и при неопределенной продолжительности назначения медицинский персонал, чтобы пользоваться предусмотренной для него защитой, должен быть назначен исключительно для медицинских целей. При этом категорически запрещается пользоваться указанной защитой в целях, например, коммерции и тем более для участия в боевых действиях

К личному составу медицинских формирований приравнивается в своих правах личный состав добровольческих обществ помощи, специально обученный контингент для использования его при необходимости в качестве вспомогательных санитаров или носильщиков для поиска, подбирания, перевозки или лечения раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, уполномоченный своим правительством, а также национальные общества Красного Креста и соответствующие им другие добровольные общества. Как отмечает А. Баччино-Астрада, на практике наиболее часто встречается именно эта категория медицинского персонала.1

Лицами медицинского персонала могут быть и граждане иностранных государств, не являющихся сторонами в конфликте. Они выполняют свои профессиональные обязанности по распоряжению своего правительства. Кроме того, в состав медицинского персонала могут быть включены представители

"См.: Баччино-Астрада А. Указ. сочинение. -С. 26

национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца невоюющих государств. Они, как правило, работают под руководством МККК.1

Правовой статус медицинского персонала включает права, обязанности, предусмотренные МГП, и их ответственность за нарушение его норм. Основная цель установления правового статуса сводится к тому, чтобы медицинский персонал мог выполнять возложенные на него гуманные задачи в период вооруженного конфликта.

Как граждане государства, связанного Конвенциями и Дополнительными протоколами, медицинские работники обязаны подчиняться требованиям этих документов вне зависимости от того, включены или нет указанные нормы во внутригосударственное законодательство их страны. Чрезвычайно важно, чтобы медицинский персонал хорошо знал свои обязанности и права, предусмотренные МГП, и понимал, что он может, совершенно неожиданно и в любой момент, оказаться в ситуации, которая потребует от него осуществления этих прав и выполнения обязанностей.

Обязанности, возложенные на медицинский персонал, прямо связаны с правами покровительствуемых лиц, вверенных его заботам. Так, обязанность гуманно обращаться с ранеными связана с правом этого раненого на гуманное обращение; обязанность не подвергать ни одного военнопленного медицинским процедурам, противопоказанным ему по состоянию здоровья, а также медицинским опытам, связана с правом военнослужащего на уважение его физической и психической неприкосновенности.

Права медицинского персонала непосредственно связаны с соответствующими обязанностями государства, к которому принадлежит медицинский персонал, а также сторон в конфликте. Так, право медицинского персонала на защиту (Дополнительный протокол I, ст. 15) связано, например, с обязанностью противника уважать этот персонал; подобным же образом право

См.: Хасан М. Защита медицинского персонала в условиях вооруженных конфликтов // Московский журнал международного права. -1999. -№ 3. -С. 157 доступа медицинского персонала к местам, где требуется его помощь, связано с обязанностью сторон в конфликте разрешать ему доступ в такие места.

Среди обязанностей, возложенных на медицинский персонал, следует, на наш взгляд, выделить такие, которые требуют действия, и требующие воздерживаться от действий. Например, медицинский работник обязан действовать, когда больной или раненый нуждаются в помощи; однако медицинский работник обязан также воздерживаться от некоторых действий, а именно от таких, которые могут нанести вред здоровью пациента. С другой стороны, бездействие, то есть неоказание должной помощи больному, может представлять собой невыполнение медицинским персоналом своих обязанностей.

Среди признанных прав медицинского персонала могут быть выделены права, предполагающие определенные действия сторон в конфликте, такие, как оказание всевозможного содействия медицинскому персоналу для того, чтобы он мог как можно лучше выполнить свои задачи, и права, предполагающие обязанность сторон в конфликте воздерживаться от определенных действий, например, от применения репрессалий к медицинскому персоналу.

Раненые, больные и потерпевшие кораблекрушение, военнопленные и гражданское население, страдающие от последствий вооруженного конфликта, то есть все лица, которые непосредственно не принимают участия в военных действиях, должны при всех обстоятельствах пользоваться гуманным обращением (Первая конвенция, ст.ст. 3, 12; Вторая конвенция, ст.ст. 3, 12; Третья конвенция, ст.ст. 3, 12; Четвертая конвенция, ст. 3, 27; Дополнительный протокол I, ст. 10). Все перечисленные категории лиц пользуются защитой МГП. Медицинские работники, призванные оказывать этим людям помощь, должны в любых обстоятельствах действовать гуманно, как можно более ответственно выполняя свой долг.

Медицинский персонал, состоящий при вооруженных силах, находится под защитой МГП.

Защита медицинского персонала - не личная привилегия его членов, она естественно вытекает из положений, разработанных для того, чтобы обеспечить покровительство и защиту жертвам вооруженных конфликтов. Защита предоставляется медицинскому персоналу, с тем чтобы облегчить выполнение поставленных перед ним гуманных задач, и только при том условии, что он занимается исключительно выполнением этих задач и лишь на время их выполнения. Например, совершенно ясно, что вспомогательный медицинский персонал, упомянутый в ст. 25 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, не пользуется защитой тогда, когда он осуществляет свои вспомогательные функции.

Важным аспектом защиты медицинского персонала является соблюдение участниками вооруженных конфликтов норм МГП, согласно которым медицинский персонал не может быть подвергнут наказанию или преследованиям за выполнение им медицинских обязанностей в соответствии с нормами медицинской этики (Первая конвенция, ст. 18; Дополнительный протокол I, ст. 16). Данное положение появилось как следствие насилия, угроз, преследований и наказаний, которым медицинский персонал подвергался в прошлом, когда он ухаживал за ранеными и больными противника. Суть его в том, что медицинская деятельность ни при каких обстоятельствах и вне зависимости от того, в интересах какого лица она проводится (то есть к какой из сторон в конфликте принадлежит раненый или больной), не может служить поводом для насилия, угроз, преследований и наказаний, если она осуществляется в соответствии с медицинской этикой.

С этим положением тесно связано другое, согласно которому не допускается принуждение медицинского персонала к совершению действий, несовместимых с медицинской этикой (Дополнительный протокол I, ст.ст. 15, 16).

Лица, выполняющие медицинские функции, не могут принуждаться к совершению действий или выполнению работ, несовместимых с их гуманными обязанностями и в нарушение норм медицинской этики или других медицинских норм, которые защищают интересы раненых и больных, или в нарушение положений Женевских конвенций и Дополнительного протокола I.

Например, если власти стороны в конфликте принуждают медицинский персонал проводить медицинские опыты на военнопленных, они тем самым совершают двойное нарушение МГП: во-первых - по отношению к пленным, во-вторых - по отношению к медицинскому персоналу.

Наконец, не допускается принуждение медицинского персонала к предоставлению информации о раненых и больных (Дополнительный протокол I, ст. 16). В данном случае речь идет об информации, которая, как полагает медицинский персонал, может причинить вред раненым или больным, либо их семьям. Это право, как справедливо отметил А. Баччино-Астрада, позволяет установить доверительные отношения между пациентами и медицинским персоналом.1

Впрочем, из этого правила есть исключение. Оно установлено в общих интересах и потому оправданно: неукоснительно должны соблюдаться правила обязательного извещения о заразных болезнях.

Иммунитетом от взятия в плен и задержания пользуются строго определенные категории медицинского персонала: 1) медицинский персонал нейтрального государства или общества помощи такого государства, предоставленный в распоряжение одной из воюющих сторон в конфликте; 2) медицинский персонал, направленный МККК; 3) медицинский персонал госпитальных судов и самолетов санитарной авиации (ст. 32 Первой конвенции; ст. 36 Второй конвенции).

1 См.: Baccino-Astrada A. Manuel des droits et devoirs du personnel sanitaire lors des conflits armes. -Oeneve: CIRC, La Ligue des societes de la Croix-Rouge et du Croissant-Rouge, 1982.-P. 152

При этом персоналу первой категории при попадании во власть противника должно быть разрешено вернуться в свою страну, как только откроется путь для его возвращения и как только военные соображения это позволят. Медицинский персонал второй категории в такой ситуации должен быть немедленно репатриирован или направлен в распоряжение одной из сторон в конфликте в соответствии с соглашениями МККК и стороной (сторонами) в конфликте.

Не подлежат взятию в плен, но могут быть задержаны при соблюдении определенных условий: 1) постоянный военный медицинский персонал; 2) медицинский персонал национальных добровольных обществ помощи, национальных обществ Красного Креста или Красного Полумесяца стороны в конфликте, приданный военно-медицинской службе; 3) гражданский медицинский персонал стороны в конфликте (ст. 28 Первой конвенции; ст. 37 Второй конвенции).

Не предоставляется иммунитет от взятия в плен членам временного военного медицинского персонала, которые, попав в руки противника, имеют статус военнопленных и удерживаются в плену до конца боевых действий (ст. 29 Первой конвенции).

Медицинский персонал должен воздерживаться от каких бы то ни было враждебных действий. Медицинский персонал находится под защитой, потому что он обязан соблюдать нейтралитет в вооруженном конфликте, в ходе которого он занимается оказанием помощи. Если медицинский персонал перестает быть нейтральным, он теряет право на защиту. «Нейтралитет» в данном случае означает требование к медицинскому персоналу воздерживаться от каких бы то ни было враждебных действий или, в более широком смысле, от любого вмешательства в военные действия. Именно на этом условии ему предоставляется особая зашита.1

Медицинскому персоналу разрешено иметь только личное оружие и использовать его только для самообороны и защиты своих раненых и больных (Первая конвенция, ст, 22; Вторая конвенция, ст. 35; Дополнительный протокол I, ст.ст. 13, 28, 63, 65, 67). В данном случае учитываются те непредвиденные обстоятельства, в которых может оказаться медицинский персонал, работающий в зоне международного вооруженного конфликта. Такой конфликт зачастую порождает состояние хаоса, которое само по себе способствует совершению актов насилия, например, изнасилований, грабежей или разбойных нападений. Необходимо защищать раненых и больных от действий такого рода. Кроме того, раненые солдаты далеко не всегда бывают совершенно беспомощными, а это вызывает потребность поддерживать порядок среди раненых и во всех медицинских учреждениях. Главным образом по этим двум причинам государства не исключают полностью возможность для медицинского персонала иметь оружие. В действительности МГП, не разрешая этого в прямой форме, молчаливо позволяет медицинскому персоналу иметь оружие. Вместе с тем медицинский персонал может иметь только личное стрелковое оружие и использовать его исключительно в целях, указанных выше. Таким образом, если бы медицинский персонал попытался силой оружия воспрепятствовать наступательным операциям, он потерял бы свой «нейтралитет» в конфликте и, соответственно, право на защиту, исключая, разумеется, те случаи, когда противник умышленно пытается убить раненых, больных или членов медицинского персонала.

Медицинский персонал должен располагать опознавательными знаками и документами (Первая конвенция, ст.ст. 40, 41; Вторая конвенция, ст. 42; Четвертая конвенция, ст. 20; Дополнительный протокол I, ст.ст. 18, 66, 67, Приложение I). С момента принятия Дополнительного протокола I особое значение придается тому, чтобы отличительный знак был ясно виден издалека. Все члены медицинского персонала, которые пользуются защитой, на оккупированных территориях или территориях, где идут или могут идти бои, должны носить как можно более ясно видимый отличительный знак (например, большой красный крест на груди и спине). Кроме того, они должны иметь удостоверения личности, требования к которым изложены в ст. 1 Приложения Протокола I.

Медицинский персонал, совершающий нарушения МГП, подлежит наказанию (Первая конвенция, ст.ст. 3, 44, 49-54; Вторая конвенция, ст.ст. 3,44, 45, 50-53; Третья конвенция, ст.ст. 3, 13, 129-132; Четвертая конвенция, ст.ст. 3, 146-149; Дополнительный протокол I, ст.ст. 11, 18, 85, 86).

С целью оказания медицинской помощи, для доставки медикаментов или эвакуации раненых и больных, а также гражданских лиц из числа инвалидов, престарелых, детей и рожениц медицинский персонал может быть направлен в осажденную или окруженную зону. В мирное время допускается создание на своей или оккупированной территории санитарных зон и местностей (ст. 23 Первой конвенции; ст.ст. 14, 15 Четвертой конвенции) как убежища для всего находящегося в них населения либо с более узкой целью эвакуации лиц, нуждающихся в особом уходе (раненых, больных, престарелых, беременных, матерей с малолетними детьми, инвалидов, детей), - в границах которых запрещены всякие военные действия.

Права медицинского персонала неотчуждаемы. !>го значит, что персонал не может отказываться от прав, которые обеспечивают Женевские конвенции. Данная запретительная норма была установлена для исключения возможного давления и принуждения отказаться от своих прав, а также чтобы не допустить попыток оправдать правонарушения якобы полученным согласием жертв.1

1 См.: Правовая защита жертв вооруженных конфликтов. -С. 43

Можно было бы выделить такие обязанности медицинского персонала, как: строгое соблюдение норм МГП; гуманное обращение с жертвами войны (не подвергать лиц, относящихся к этим категориям, никаким опасным для их здоровья процедурам, опытам, экспериментам, уважать их физическую и психическую неприкосновенность); оказание раненым, больным, военнопленным, лицам, потерпевшим кораблекрушение, медицинской помощи (неоказание такой помощи является нарушением лицами медицинского персонала норм Mill); неукоснительное соблюдение принципов медицинской этики, то есть своих врачебных обязанностей (ст. 16 Дополнительного протокола I) в соответствии с «клятвой Гиппократа», положений, которые развиты «Женевской клятвой» и «Международным кодексом медицинской этики», разработанных Всемирной медицинской ассоциацией (то есть добросовестно выполнять профессиональные обязанности; своей главной заботой считать здоровье больного, раненого; не разглашать тайн, доверенных ему покровительствуемыми лицами; уважать ценность человеческой жизни; не использовать медицинские знания против законов человечности; не допускать никакой религиозной, национальной, расовой, политической или социальной дискриминации при выполнении своего долга; даже под угрозой жизни не использовать медицинские знания против законов человечности); выполнение Правил медицинской этики для военного времени и Правил предоставления помощи раненым и больным в вооруженных конфликтах (одобрены в 1957 г. МККК, Международным комитетом военной медицины и фармации и Всемирной организацией здравоохранения и утверждены Всемирной медицинской ассоциацией. Основные положения этих документов сводятся к тому, что защита жизни и здоровья человека является главной задачей медицинского персонала; запрещается проведение на людях медицинских экспериментов; оказывать медицинскую помощь без различий расы, пола, вероисповедания, национальности и т.п.)1; гуманное и человеколюбивое обращение без каких-либо различий с лицами, которые непосредственно не принимают участие в военных действиях или вышли из строя; недопущение какой бы то ни было медицинской процедуры, не требующейся по состоянию здоровья покровительствуемых лиц, а также медицинских, научных или других опытов в их отношении; получение согласия пациента (если он в состоянии это сделать) на лечение, хирургическое вмешательство, связанные с риском для его жизни.

Анализ норм МГП позволяет сделать вывод, что медицинский персонал в период вооруженных конфликтов обладает особым статусом. Стороны, участвующие в вооруженных конфликтах, должны добиваться неукоснительного соблюдения норм МГП, что, на наш взгляд, приведет к реальной защите медицинского персонала во время вооруженных конфликтов.

Под духовным персоналом МГП понимает лиц, как военных, так и гражданских, как, например, священники всех религий, которые заняты исключительно выполнением своих духовных функций и приданы: 1.

Вооруженным силам стороны, находящейся в конфликте; 2.

Медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам стороны, находящейся в конфликте; 3.

Организациям гражданской обороны стороны, находящейся в конфликте (Дополнительный протокол I, ст. 8, п. «d»).

Священнослужители признаются некомбатантами всеми без исключения исследователями.

Еще Гуго Гроций, считавший, что все подданные государства могут находиться в рядах сражающихся, говорил о возможности существования особых законов, освобождающих священников от воинской обязанности.1

В России начало истории военного и флотского духовенства относится к периоду царствования Петра Великого. В частности, в апреле 1717 г. последовало высочайшее повеление государя: «В Российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священников».2

См. об этом: Саунина Е.В. Определение права войны, воюющих сторон, справедливых причин войны в трактате Гуго Гроция «О праве войны и мира» // Российский ежегодник международного права. -СПб., 2002. -С. 239 2 См.: История флотского духовенства: сборник / Сост. А.Б. Григорьев. -М.: Андреевский флаг, 1993.-С. 19

Правила относительно исполнения религиозных обязанностей для служащих на военных кораблях впервые были изложены в краткой форме в Инструкции, или Артикуле Военных, Российскому флоту, высочайше утвержденной в апреле 1710 г. Однако о флотских священниках здесь не упоминается.1

Права и обязанности флотского духовенства, а также религиозно-нравственная жизнь служивших на военных судах были более или менее точно определены в Уставе Морском, получившем высочайшее утверждение 13 января 1720 г. Здесь довольно подробно говорится о полномочиях начального священника, о круге обязанностей судового священника, о наказаниях за преступления против веры, о совершении на судах ежедневных молитв и праздничного богослужения, об отношении офицеров и рядовых к священнику и т.д.2

1 См.: Барсов Т.В. Об управлении русским военным духовенством. -СПб.: Тип. О.Г. Елеонского и Ко., 1879. -С. 7

2 Там же. -С. 11

Нормы МГП (ст. 24, 28 Конвенции I; ст. 36 Конвенции П; ст. 33 Конвенции III; ст. 8 Дополнительного протокола I) обеспечивают защиту духовного персонала. Духовный персонал выполняет исключительно духовные функции и может быть постоянным (находиться в составе вооруженных сил) или временным, то есть придаваться вооруженным силам, медицинским формированиям, транспортам или организациям гражданской обороны. Если он попадает под контроль противной стороны, то может задерживаться лишь в той мере, в какой этого требуют духовные потребности и численность военнопленных. Лица духовного персонала при задержании не могут рассматриваться как военнопленные, но пользуются, по меньшей мере, преимуществами, предоставляемыми Женевской конвенцией об обращении с военнопленными 1949 г. Им оказывается возможная помощь при осуществлении духовных обязанностей, и они не должны принуждаться к выполнению задач, не совместимых с их гуманитарной миссией. Воюющие державы, под контролем которых находятся указанные лица, разрешают им посещать военнопленных в рабочих командах и госпиталях, находящихся вне лагеря.

Одной из важнейших обязанностей, свидетельствующих о необходимости духовного персонала в период вооруженных конфликтов, является обязанность военных священников сотрудничать с юридическими советниками. Цель такого сотрудничества - борьба за «очеловечивание» противника, выработка в сознании военнослужащих баланса между требованиями военной необходимости и эмпатией (сопереживанием) противнику. Священнослужитель, не будучи комбатантом и не обладая властью отдавать приказы, возможно, будет вызывать к себе больше доверия благодаря своему призванию и сможет легче найти общий язык с военнослужащими.

Анализ правового статуса командиров, юридических советников, медицинского персонала и духовенства позволяет судить о том, что правовое регулирование их деятельности находится на довольно высоком уровне. Об этом свидетельствует и тот факт, что в последние десятилетия процесс имплементации международно-правовых норм, касающихся деятельности законных участников вооруженных конфликтов, значительно ускорился. Нормы МГП, закрепляющие правовой статус указанных категорий законных участников вооруженных конфликтов, отражены в Наставлении по международному гуманитарному праву для Вооруженных Сил Российской Федерации 2001 г., Положении о юридической службе Вооруженных Сил Российской Федерации 1998 г. и других нормативных актах и документах.

С другой стороны, нам удалось выявить ряд проблем, связанных с деятельностью рассмотренных категорий законных участников вооруженных конфликтов.

1. Недостаток знаний командиров (начальников) всех уровней норм МГП, обусловленный рядом объективных и субъективных факторов (таких, как несовершенство механизма имплементации норм МГП в национальное законодательство; отсутствие действенной системы обучения командиров положениям МГП и его практического применения в деятельности войск (сил); нежелание самих командиров знать и умело применять нормы МГП и т.п.) и способствующий нарушению этих норм как самими командирами, так и их подчиненными. Для устранения данной проблемы необходимо добиться реального исполнения требований ст. 83 Дополнительного протокола I, которая гласит, что «Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются... распространять возможно шире Конвенции и настоящий Протокол в своих странах и, в частности, включать их изучение в программы военной подготовки...». 2.

Непосредственная подчиненность в Вооруженных Силах РФ юридических советников командирам (начальникам), которая может привести к тому, что рекомендации советников могут быть отклонены командирами. На наш взгляд, следовало бы нормативно установить процедуру обжалования явно незаконных приказов командиров (начальников) в целях уменьшения количества случаев совершения серьезных нарушений МГП со ссылкой на приказ командира. Для объективного рассмотрения жалоб со стороны юридических советников можно было бы учредить в Вооруженных Силах РФ институт независимых военных экспертов для рассмотрения наиболее сложных вопросов применения МГП в период вооруженных конфликтов. 3.

На фоне активного процесса имплементации норм МГП во внутригосударственное законодательство отмечается недостаточное национально-правовое регулирование статуса медицинского персонала и духовенства в составе Вооруженных Сил РФ. Наставление по международному гуманитарному праву для Вооруженных Сил РФ раскрывает правовой статус медицинского персонала неполно, поэтому необходимо, на наш взгляд, в законодательном порядке принять соответствующие нормативные акты, касающиеся правового положения медицинского и духовного персонала во время международных и внутренних вооруженных конфликтов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Деятельность и статус подразделений Вооруженных сил и МВД Украины во время вооруженного конфликта на территории востока Украины

2.3. Содержание под стражей по соображениям безопасности как актуальное явление в современном международном гуманитарном праве

Международно-правовой статус духовного персонала воюющих держав (Овчаров О.А.)

Дата размещения статьи: 30.03.2013

Помимо самого права на религию, международное законодательство прописывает и статус лиц, реализующих данное право граждан в условиях вооруженных конфликтов, берет под международно-правовую защиту духовный персонал воюющих сторон. Рассмотрим некоторые из этих международных правовых документов, ратифицированных СССР или Россией.
Первым из них является Женевская конвенция об обращении с военнопленными (Женева, 12 августа 1949 г.), ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г., которая, в частности, содержит две главы: гл. IV "Медицинский и духовный персонал, задержанный для оказания помощи военнопленным" и гл. V "Религия, интеллектуальная и физическая деятельность". В них закрепляется право военнопленных на свободу вероисповедания и обязанность воюющих государств по реализации этих прав, по созданию духовному персоналу благоприятных условий по удовлетворению духовных нужд лиц, находящихся в плену.
Так, ст. 33 Конвенции устанавливает, что медико-санитарный состав и духовный персонал, задержанные держащей в плену державой с целью оказания помощи военнопленным, не должны считаться военнопленными. Они будут пользоваться по меньшей мере преимуществами и покровительством указанной Конвенции, и им будут также предоставлены все возможности, необходимые для оказания медицинской и духовной помощи военнопленным. Они будут продолжать выполнять свои медицинские и духовные обязанности в интересах военнопленных, по преимуществу принадлежащих к вооруженным силам, за которыми они числятся, в рамках военных законов и уставов держащей в плену державы и под руководством ее компетентных органов, а также в соответствии с их профессиональной этикой. При выполнении своих медицинских и духовных обязанностей они будут также пользоваться следующими льготами:
a) им будет разрешено периодически посещать военнопленных, находящихся в рабочих командах или в госпиталях, расположенных вне лагеря. Держащая в плену держава предоставит им с этой целью необходимые средства транспорта;
b) врач и, равным образом, священнослужители будут иметь право обращаться к соответствующим властям лагеря по всем вопросам, касающимся их профессиональной деятельности. Эти власти предоставят им необходимые возможности для ведения корреспонденции по этим вопросам;
c) хотя задержанный персонал будет подчиняться внутренней дисциплине лагеря, в котором он находится, однако его нельзя принуждать выполнять работу, не связанную с его медицинскими или религиозными обязанностями.
Во время военных действий стороны, находящиеся в конфликте, договорятся по поводу возможной смены задержанного персонала и установят порядок этой смены. Ни одно из предшествующих положений не освобождает держащую в плену державу от обязательств, лежащих на ней в области удовлетворения медицинских и духовных нужд военнопленных.
Как видно, международное законодательство достаточно детально регламентирует порядок реализации обязательства держащей в плену державы по удовлетворению не только медицинских, но и духовных нужд пленных, для чего привлекается не начальник клуба или заместитель по воспитательной работе, а священники, духовный персонал, на который Конвенция возлагает определенные религиозные обязанности по удовлетворению этих нужд и предоставляет им определенные правомочия по реализации указанных духовных обязанностей.
Примечательно также и то, что духовный персонал помещен вместе с медико-санитарным в одной статье, врачи со священниками наделяются примерно равными правомочиями по удовлетворению нужд пленных, как медицинских, так и духовных. Из этого можно сделать важный вывод о том, что не только врачи, но и священнослужители жизненно необходимы человеку во время войны и международное право это признает и закрепляет, налагая соответствующие обязательства на стороны вооруженного конфликта. Ведь человек - это не только тело, но и дух, душа, которые, также как и тело, могут нуждаться в лечении, но особыми - духовными - средствами.
В ст. 34 Конвенции предусматривается, что военнопленным будет предоставлена полная свобода для выполнения обрядов их религии, включая посещение богослужений, при условии соблюдения ими дисциплинарного порядка, предписанного военными властями. Для религиозных служб будут отведены надлежащие помещения.
Порядку реализации указанной в ст. 34 Конвенции свободы посвящены ст. ст. 35 - 37 Конвенции, устанавливающие, что служителям культа, входившим в состав военного духовенства, попавшим во власть неприятельской державы и оставшимся или задержанным для оказания помощи военнопленным, будет разрешено обслуживать их духовные нужды и свободно отправлять свои обязанности среди своих единоверцев в соответствии со своей религиозной совестью. Они будут распределены между различными лагерями и рабочими командами, в которых находятся военнопленные, принадлежащие к тем же вооруженным силам, говорящие на том же языке или принадлежащие к той же религии. Им будут предоставляться необходимые возможности, в том числе транспортные средства, предусмотренные в ст. 33, для посещения военнопленных, находящихся за пределами их лагеря. Они будут пользоваться свободой переписки, подлежащей цензуре, по религиозным делам их культа с духовными властями страны, в которой они задержаны, и с международными религиозными организациями.
Военнопленные, которые являются служителями культа, но которые не входили в состав военного духовенства в своей собственной армии, получат разрешение, каково бы ни было их вероисповедание, свободно отправлять свои обязанности среди своих единоверцев. В этом отношении с ними будут обращаться как с представителями военного духовенства, задержанными держащей в плену державой. Они не будут принуждаться ни к какой другой работе.
В тех случаях, когда военнопленные не располагают духовной помощью представителя военного духовенства из числа задержанных лиц или военнопленного - служителя их культа, по просьбе заинтересованных военнопленных для отправления этих обязанностей будет назначен служитель культа, принадлежащий к вероисповеданию этих военнопленных или к аналогичному вероисповеданию, или за отсутствием такового будет назначено сведущее светское лицо, если это допустимо с религиозной точки зрения. Это назначение, которое должно быть одобрено держащей в плену державой, будет производиться с согласия общины заинтересованных военнопленных и там, где это необходимо, с согласия местных духовных властей того же вероисповедания. Назначенное таким образом лицо должно будет действовать в соответствии со всеми правилами, установленными держащей в плену державой для поддержания дисциплины и обеспечения военной безопасности.
Как видно, указанные международные правовые нормы, имеющие обязательную юридическую силу и для России, достаточно подробно регламентируют порядок реализации религиозных прав военнопленных, обязанности по их реализации должностных лиц держащей в плену державы, а также статус и полномочия военного духовенства.
Вторым заслуживающим внимания международным правовым актом, имеющим отношение к военному духовенству, является Женевская конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море (Женева, 12 августа 1949 г.), также ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г. Эта Конвенция тоже содержит в ст. 37 ряд важных положений, касающихся духовного персонала. Так, медицинский, госпитальный и духовный персонал, предназначаемый для медицинского и духовного обслуживания, в случае, если он попадет в руки неприятеля, будет пользоваться уважением и покровительством; он сможет продолжать выполнение своих профессиональных обязанностей до тех пор, пока это будет необходимо для ухода за больными и ранеными. Затем он должен быть отправлен обратно, как только главнокомандующий, во власти которого он находится, сочтет это возможным. Оставляя корабль, он сможет взять с собой вещи, являющиеся его личной собственностью. Однако если окажется необходимым задержать часть этого персонала в связи с санитарными и духовными потребностями военнопленных, то будут приняты все меры для того, чтобы в кратчайший срок высадить его на берег. После высадки на берег задержанный персонал попадет под действие положений Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях.
Третьим международным правовым актом, содержащим большое количество норм, касающихся духовного персонала, является Женевская конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях (Женева, 12 августа 1949 г.), также ратифицированная Указом Президиума Верховного Совета СССР 17 апреля 1954 г. Рассмотрим лишь некоторые, наиболее важные из этих норм.
В ст. 7 Конвенция предусматривает, что больные и раненые, а также санитарный и духовный персонал ни в коем случае не смогут отказываться, частично или полностью, от прав, которые им обеспечивают Конвенция и специальные соглашения, а ст. 24 Конвенции устанавливает, что священнослужители, состоящие при вооруженных силах, будут пользоваться уважением и покровительством при всех обстоятельствах.
В силу ст. 28 персонал, попавший во власть противной стороны, будет задерживаться лишь в той мере, в какой этого будет требовать санитарное состояние, духовные потребности и количество военнопленных. Лица, принадлежащие к персоналу, задержанному таким образом, не будут считаться военнопленными. Однако они будут пользоваться по меньшей мере преимуществами всех положений Женевской конвенции от 12 августа 1949 года об обращении с военнопленными. В рамках военных законов и распоряжений задержавшей их державы и под руководством ее компетентной службы, а также в соответствии с их профессиональной этикой они будут продолжать осуществлять свои медицинские и духовные обязанности на пользу военнопленных предпочтительно из состава тех вооруженных сил, к которым они сами принадлежат.
Согласно ст. 47 Конвенции Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются как в мирное, так и в военное время распространять возможно шире текст настоящей Конвенции в своих странах и, в частности, включить ее изучение в учебные программы военного и, если возможно, гражданского образования, с тем чтобы с ее принципами было ознакомлено все население в целом и, в частности, сражающиеся вооруженные силы, санитарный персонал и священнослужители.
Таким образом, и приведенные международно-правовые нормы не только предусматривают создание благоприятных условий для деятельности духовного персонала, но и устанавливают обязательства по распространению и изучению этих норм в войсках.
Четвертым международным правовым актом, затрагивающим деятельность военного духовенства, является Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I), от 8 июня 1977 г., подписанный от имени СССР в Берне 12 декабря 1977 г. и ратифицированный Постановлением ВС СССР от 4 августа 1989 г. N 330-I с заявлением. Протокол вступил в силу для СССР 29 марта 1990 г.
Этот Протокол в ст. 8 определяет содержание терминологии, используемой в Женевских конвенциях. В частности, там определяется, что духовный персонал означает лиц, как военных, так и гражданских, как, например, священников, которые заняты исключительно выполнением своих духовных функций и приданы:
1) вооруженным силам стороны, находящейся в конфликте;
2) медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам стороны, находящейся в конфликте;
3) медицинским формированиям или санитарно-транспортным средствам;
4) организациям гражданской обороны стороны, находящейся в конфликте.
Духовный персонал может быть придан постоянно или временно.
В той же статье Протокола указывается, что отличительная эмблема означает отличительную эмблему красного креста, красного полумесяца или красного льва и солнца на белом фоне, когда она используется для защиты медицинских формирований и санитарно-транспортных средств, медицинского и духовного персонала и оборудования или запасов.
В ст. 15 Протокола предусмотрена защита граждан медицинского и духовного персонала, в том числе указывается, что гражданский духовный персонал пользуется уважением и защитой. Положения Женевских конвенций и указанного Протокола, касающиеся защиты и опознавания медицинского персонала, в равной степени применимы к этим лицам.
Требования к опознаванию духовного персонала содержатся в ст. 18 Протокола и устанавливают, что каждая сторона, находящаяся в конфликте, стремится обеспечить опознавание медицинского и духовного персонала. На оккупированной территории и в районах, где идут или могут идти бои, гражданский медицинский персонал и гражданский духовный персонал опознаются по отличительной эмблеме и по удостоверению личности, подтверждающему их статус. Статья 20 Протокола предписывает, что репрессалии против лиц и объектов, которым предоставляется защита, запрещаются.
Статья 43 Протокола исключает духовный персонал из числа комбатантов, указывая, что лица, входящие в состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте (кроме медицинского и духовного персонала, о котором говорится в статье 33 третьей Конвенции), являются комбатантами, то есть они имеют право принимать непосредственное участие в военных действиях. В ст. 33 третьей Конвенции (об обращении с военнопленными) речь идет о медико-санитарном составе и духовном персонале, задержанном держащей в плену державой.
Таким образом, не являясь комбатантом, участником боевых действий, но находясь с личным составом в гуще военных событий, военное духовенство пользуется покровительством и защитой международного права.
В частности, в ст. 85, предусматривающей пресечение нарушений указанного Протокола, указывается, что действия, характеризуемые в Конвенциях как серьезные нарушения, являются серьезными нарушениями Протокола, если они совершаются против медицинского или духовного персонала, медицинских формирований или санитарно-транспортных средств, находящихся под контролем противной стороны и пользующихся защитой Протокола.
В приложении I к Дополнительному протоколу к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающемуся защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I), изложены Правила, касающиеся опознавания, в которых излагаются требования к удостоверениям личности и отличительным эмблемам.
Когда обстоятельства мешают выдаче временному гражданскому медицинскому и духовному персоналу удостоверений личности, аналогичных удостоверению личности, описание которых дается в статье 1 Правил, такому персоналу может выдаваться справка, подписанная компетентным органом власти, удостоверяющая, что лицу, которому она выдана, поручено выполнять обязанности в составе временного персонала, и указывающая, если это возможно, срок такого назначения и право ее владельца носить отличительную эмблему. В справке должны быть указаны фамилия и дата рождения владельца (или, если эту дату невозможно установить, возраст к моменту выдачи справки), выполняемые им функции и личный номер, если такой имеется. Справка должна иметь его подпись или отпечаток его большого пальца либо то и другое.
В зависимости от указаний, полученных от компетентных властей, медицинский персонал и духовный персонал, выполняющий свои обязанности на поле боя, должен по возможности носить головной убор и одежду с отличительной эмблемой. Отличительная эмблема (красная на белом фоне) должна быть настолько большой, насколько это оправданно в данных обстоятельствах. В ночное время или при ограниченной видимости отличительная эмблема может освещаться или быть светящейся; она может быть также сделана из материалов, позволяющих различать ее с помощью технических средств обнаружения. Отличительная эмблема, когда это возможно, наносится на плоскую поверхность или на флаги, видимые со всех возможных направлений и с возможно большего расстояния.
Как видно из изложенного, международное право уделяет большое внимание духовным нуждам личного состава воюющих сторон и детально регламентирует обязанности как воюющих держав, так и духовного персонала - военного духовенства - по реализации вероисповедных прав лиц, участвующих в вооруженном конфликте. Кроме того, международное законодательство предписывает в том числе и обязанность государств как в мирное, так и в военное время обучать данным международным нормам духовный персонал, то есть военное духовенство. Более того, на территории ведения боевых действий и в расположении противника военное духовенство наделяется особым правовым положением, защитой, обусловленной необходимостью и важностью выполнения своей миссии, своих профессиональных обязанностей по отношению к личному составу, его духовным потребностям, необходимости реализации прав и свобод в религиозной сфере.
В заключение следует отметить, что в ст. 22 Устава внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации, утвержденного Указом Президента РФ от 10 ноября 2007 г. N 1495, установлено, что военнослужащий обязан знать и соблюдать нормы международного гуманитарного права, правила обращения с ранеными, больными, лицами, потерпевшими кораблекрушение, медицинским персоналом, духовными лицами, гражданским населением в районе боевых действий, а также с военнопленными.
Вместе с тем ничего не говорит Устав о том, как реализовать военнослужащему свое право на вероисповедание в условиях военной службы, в боевой обстановке, когда штатного военного духовенства нет, а доступ к светскому духовенству невозможен в силу специфики военной службы.
Подведя итог всему вышесказанному, следует отметить:
1. Международное право предполагает наличие в войсках военного духовенства (духовного персонала) для удовлетворения религиозных потребностей личного состава и обеспечения психического здоровья войск (снятия обусловленного боевыми действиями эмоционального напряжения, психической нагрузки).
2. Международное право имеет приоритет перед Конституцией и национальным законодательством России, в связи с чем Россия должна обеспечить наличие в войсках на регулярной основе военно-религиозной службы (духовного персонала в лице священнослужителей).
3. Российское законодательство идет вразрез с международным в части отсутствия в войсках единой стройной системы военного духовенства, вместо которого в войсках лишь Минобороны России введены должности специалистов по работе с верующими военнослужащими, да и те не предполагают наличие обязательного духовного сана у лиц, замещающих эти должности.